История одного иудея
В отличие от моей старой религии в исламе все имело смысл…
При рождении я получил еврейское имя Мелех Яков (Melech Yacov). Сегодня я все еще живу в том же районе Нью-Йорка, в котором мне было суждено появиться на свет. Мы принадлежали к хасидской конгрегации. Наша семья была не очень религиозной: мы не придерживались всех строгих предписаний хасидского иудаизма, хотя и посещали синагогу каждую субботу.
Для тех, кто не знает, хасиды еще известны как крайне ортодоксальные иудеи. Они называются так за свое строгое соблюдения галахи (еврейского закона) и приверженность учению каббалы (религиозно-мистической концепции в иудаизме). На нью-йоркских улицах нередко можно видеть людей в черных костюмах и шляпах, носящих длинные бороды и пейсы. Это и есть хасиды.
Однако нам не слишком нравился образ жизни хасидов. В нашей семье против обыкновения готовили пищу по субботам и пользовались электричеством, а я не носил традиционного головного убора – ермолку. Я рос в светской среде, окруженный нееврейскими однокашниками и друзьями.
С ранних лет мама читала мне истории о великих раввинах, подобно Баалу Шем Тову, а также легенды из агады (свода устных комментариев к Талмуду) и Тору. И хотя я не соблюдал всех норм иудейской религии, подсознательно я чувствовал, что это был жизненный путь, который угоден Господу, и, нарушая какое-то предписание, я каждый раз переживал, что совершаю грех в глазах Бога. Еще много лет я испытывал вину, употребляя некошерную пищу или садясь за руль своего автомобиля по субботам.
Все мамины истории имели одно этическое предназначение – они способствовали идентификации евреев с еврейским сообществом а, в конечном счете, – с Израилем. Они были призваны подчеркнуть то, как на протяжении всей истории евреи повсюду подвергались притеснению, но во все времена Иегова до конца стоял рядом с евреями – Его народом. Легенды, на которых мы были воспитаны, рассказывали, что всякий раз, когда евреи были в критическом положении, чудо спасало их. Само выживание еврейского народа, несмотря на все разногласия, расценивалось в этих рассказах как чудо.
Желающий получить ответ на вопрос, почему большинство евреев придерживается иррациональных по своей сути сионистских идей, должен понять, каким способом мы, будучи детьми, познакомились с этими легендами. Именно поэтому многие сионисты убеждены, что они не делают ничего аморального. Ведь все гои (неевреи) кажутся им врагами, которые только и ждут подходящего момента, чтобы навредить евреям, и в связи с этим не заслуживают никакого доверия и любви. Для борьбы с гоями представители “избранного Богом народа” должны быть крепко связаны между собой целым рядом обязательств. На протяжении многих лет я сам верил в это.
Хотя я ощущал себя иудеем, и чувство религиозной принадлежности было довольно сильно развито во мне, я не выносил субботних богослужений. Я все еще помню, как отец заставлял меня посещать синагогу, когда я был маленьким мальчиком. Я помню, какая ужасная скука одолевала меня во время службы, и как странно выглядели присутствовавшие люди с бородами и пейсами, молившиеся на непонятном языке. Это все равно, что быть брошенным в другой мир, совершенно непривычный для тебя, отличный от мира твоих друзей и знакомых. Ни родители, ни я, в отличие от остальных родственников, не могли привыкнуть к хасидскому образу жизни.
Я достиг возраста “бар мицвы” (13 лет и один день) и подобно своим еврейским сверстникам отпраздновал торжество вступления во взрослую жизнь. Я также начал одевать тфилин (еврейские амулеты) каждое утро. Мне было сказано, что этот ритуал ни в коме случае нельзя пропускать, поскольку это послужит плохим предзнаменованием. В первый же день, когда я пропустил его, у мамы угнали машину. Этот случай заставил меня одевать тфилин еще долгое время.
Прошло совсем немного времени после обряда “бар мицвы”, как мои родители почти перестали посещать синагогу. Им было сложно выстаивать три с половиной часа в молитве, к тому же родители считали, что главное событие их жизни – мое совершеннолетие – уже произошло. Вскоре отец поссорился с некоторыми членами конгрегации, и мы вообще перестали посещать службы. Потом произошло нечто странное: отец, вняв проповедям одного из своих друзей, принял учение Христа. Мать не стала разводиться с ним за его переход в христианство, но в душе затаила ненависть к отцу.
В это время я был в рассвете своего тинейджерства. Полон энергии и амбиций, я искал способ чем-то выделиться на общем фоне. Смена религии отцом дала мне повод критически взглянуть на собственные убеждения. Я начал задаваться вопросами наподобии: Кем на самом деле являются евреи? Что есть иудаизм: культура, нация или религия?
Если это нация, каким образом евреи могут быть представителями разных народов?
Если это религия, тогда почему все молитвы читаются на иврите, за “Эрец Исраэль” и соблюдаются “восточные” обряды?
Если иудаизм – только культура, разве человек не перестал бы быть евреем, прекратив говорить на иврите и следовать еврейским традициям?
Если еврей – это тот, кто соблюдает заповеди Торы, в таком случае, почему Авраама называют первым евреем, когда он жил еще до того, как Тора была ниспослана Моисею?
Кстати, Тора даже не говорит, что он был евреем, слово “еврей” произошло от названия одного из сыновей Якова, Иуды. Евреи не назывались евреями до образования Иудейского Царства после эпохи Соломона.
Традиция считает евреем того, чья мать была еврейкой. Поэтому можно оставаться евреем, даже будучи христианином или атеистом…
В иудейской религии содержится очень много законов и мицв (заповедей), обязательных для исполнения. “Какова цель всех этих различных ритуалов?”, – также спрашивал я себя? Все это казалось мне искусственным, и я все дальше и дальше отходил от иудаизма.
В то же время мне была симпатична культура коренных американцев. Я восхищался их храбростью перед лицом белых поселенцев, отнявших у них землю. Индейскому населению оставляли худшие участки земли, которые не брали белые.История колонизации Америки была похожа на историю колонизации Палестины. Палестинцы подобно индейцам на протяжении тысячелетий жили на земле своих предков, но внезапно явились евреи и изгнали их в лагеря беженцев, где они прозябают по сегодняшний день.
Я часто задавал родителям вопрос, чем палестинцы отличаются от коренных американцев, каждый раз получая один и тот же ответ: “Потому, что они хотели уничтожить всех евреев и сбросить их в море”. Понимание трагедии этого народа ставило меня выше любого из евреев, их лидеров и раввинов, которых когда-то я считал мудрыми людьми. Разве могли порядочные евреи отрицать, что палестинцев убивают и изгоняют с собственной земли только ради того, чтобы построить на ней еврейские поселения? Что могло служить оправданием этих этнических чисток – неужели то, что большое число евреев погибло в холокосте?! Или то, что Библия говорит, что это – “наша” земля? Любая книга, оправдывающая такие действия, была бы безнравственна, а, следовательно, – не от Бога.
В высшей школе я заинтересовался философией. Мое внимание привлекли труды многих великих мыслителей прошлого. Я проводил время с друзьями, которые разделяли мои интересы и увлечение философией, проходя со мной через ухабистые дорожки к Истине. Одним из философов, чьи идеи оказали на меня воздействие, был Барух Спиноза, живший в XVII веке в Амстердаме. Спиноза принадлежал к тем талмудическим студентам, которые подвергали сомнению все, что ему преподавали, как, например, веру в жизнь после смерти – веру, о которой нет упоминания в Торе! Многие евреи, начиная с ранних поколений, в действительности, не верили в загробную жизнь. За религиозное свободомыслие Спиноза был отлучен из еврейской общины. Я любил читать его суждения относительно Библии, которая, как говорил великий философ, не могла быть принята буквально без балласта противоречий и проблем.
В последствии я прочитал две важные книги, навсегда похоронившие последние остатки моей симпатии к иудаизму. Первая – книга Абрама Леона (Abram Leon) “О еврейском вопросе” (“On the Jewish Question”). Леон был деятелем коммунистического подполья Бельгии во время Второй мировой войны, затем он был арестован и умер в Аушвице. Эта книга дала ответ на старый вопрос: каким образом евреям удавалось выживать на протяжении столь долгого времени? Он дал прекрасное объяснение этому, описав историю еврейства с эпохи античности до наших дней и показав, что их “чудесная” выживаемость на самом деле не была чудом. Как сказал Карл Маркс: “Евреи выживают вовсе не вопреки истории, а благодаря ей”.
Во-первых, автор показал, как много евреев добровольно покинуло Израиль перед разрушением Иерусалима. Затем он объяснил, что евреи представляли ценность для средневековых правителей и знати в первую очередь своим статусом середняков. Наконец он проиллюстрировал, как в процессе накопления капитала общественный статус евреев изменялся в худшую сторону, и как они стали преследоваться за ростовщичество и незаконные, антигуманные формы обогащения.
Вторая книга, оказавшая влияние на мое мировоззрение, называлась “Кто написал Библию?” (“Who Wrote the Bible?”) Эллиота Фридмана (Elliot Freedman). Она была как бы продолжением исторической миссии трудов Спинозы, обстоятельно доказывая, что Тора на самом деле была написана четырьмя разными людьми. Фридман объяснял, что существует две ее различных традиционных вариации – Израильского Царства и Иудеи, которые античный редактор свел воедино, в результате чего появилась Библия, которую мы имеем сегодня.
Помимо чтения философских трудов мы с друзьями интересовались различными политическими учениями, часто экспериментируя с идеями, начиная от республиканизма и заканчивая коммунизмом. Я брался за чтение работ Маркса, Ленина, Мао и Троцкого. В марксизме я нашел то, чего, как я считал, недоставало мне в жизни. Я думал, что Маркс дал ответы на все интересующие меня вопросы. Мы организовали небольшой социалистический клуб, который в своем кругу назвали “бандой философов”, и стали принимать участие в рабочих стачках и других акциях протеста.
Столкнувшись с деятельностью всевозможных левацких группировок, мы испытали отвращение к тем средствам, которые они проповедовали для достижения целей. К тому же эти группировки были лишены чувства реальности. Стало очевидно, что они не могли совершить никакой революции в стране. Борьба за социальные перемены устаревшими методами не могла привести к успеху.
Отказавшись от идеи революционной борьбы, я стал активистом пропалестинского движения. Это было дело, которое вызывало у меня огромный энтузиазм. Наша маленькая группа, не представлявшая собой практически никакой реальной силы, подверглась жестким нападкам со стороны сионистов. Это придавало нам чувство гордости. Я хотел, чтобы мир знал, что не все евреи преступники подобно сионистам. Мне было стыдно за то, что я когда-то был с теми, кто поддерживал агрессивный израильский режим. Ложь, исходящая от Израиля, была ничуть не меньше лжи, связанной с отрицанием холокоста.
Несогласие с идеями иудейской веры не сделало меня атеистом. Однако я испытывал ненависть к религии, считая ее инструментом манипуляции и эксплуатации одних людей другими. Это касалось не только иудаизма, последователи которого безжалостно истребляли палестинцев. Мой пессимизм распространялся и на христианских фундаменталистов Америки, отрицающих науку и поддерживающих старые откровенно расистские ценности. Но в глубине души я продолжал верить в существование Бога, хотя религия, покинув мое сердце, оставила в нем зияющую пустоту. Иногда я сожалел по поводу своей нерелигиозности, так как мне казалось, что религиозные люди жили намного счастливее.
Честно говоря, я не знаю, что именно побудило меня заинтересоваться исламом, особенно после многолетней антипатии к религии. Я помнил, как в детстве мать рассказывала мне об исламе, о том, что Мухаммад поклонялся тому же Богу, что и мы, а также, что евреи связаны с арабами узами родства через Авраама. Я помню, как мой кузен-хасид как-то сказал мне, что если еврей станет вести мусульманский образ жизни, это не будет грехом! Я до сих пор не перестаю удивляться этим словам, прозвучавшим из уст ортодоксального раввина.
После событий 11 сентября общество захлестнула исходящая от средств массовой информации волна аниисламской пропаганды. С самого начала я знал, что все это было неправда, и СМИ защищают интересы тех, кто ими управляет. Когда же я увидел, что наиболее воинствующими противниками ислама являются иудеи и христианские фундаменталисты, ислам стал более привлекательным для меня. Я был благодарен Богу за опыт, приобретенный мной за время активной общественной деятельности, потому что без соответствующих знаний об обществе и тонкостях информационной политики я бы поверил всей той грязи, которую выливали на ислам с телеэкранов и газет.
Помню, что однажды услышав об изложенных в Библии научных фактах, я подумал, а имеются ли такие факты в Коране? Я обратился к интернету, и поисковая система выдала много удивительного материала. Последующее время я провел за чтением статей о различных аспектах исламской веры. Я был удивлен насколько логичным и согласованным был Коран. Читая Коран, я стал сравнивать его духовное руководство с тем, что было в Библии, и понял, насколько возвышеннее оно было. К тому же Коран не был скучным, как Библия. Читать Коран было одно удовольствие. После примерно 5 месяцев интенсивного изучения этой книги я произнес слова шахады и официально стал мусульманином.
В отличие от моей старой религии в исламе все имело смысл. Я сразу понял значение всех предписаний, как, например, молитва, рамадан, хадж и пр. Поначалу я вообразил, что ислам походил на иудаизм, в котором требуется категоричное исполнение целого комплекса различных правил, но я ошибался. Мое понимание мира также соответствовало тому, чему учил меня ислам, – что изначально все религии представляли собой одно и то же, но с течением времени подверглись искажению. Бог не требовал от людей следовать тому, что называется иудаизмом или христианством. Бог научил людей только “покорности”, то есть “исламу”. Покорности Ему одному.
Мелех Яков, OnIslam.net
