Хиджаб и наши дочери (часть 1)
В день, когда я впервые родила дочку, я почувствовала, как тяжесть на моих плечах возросла.
Когда родился мой сын, я также почувствовала тяжесть ответственности. Я была мамой, которая проводит большую часть времени дома, я состояла в «традиционном» браке (это означает, что все заботы, связанные с ребенком были полностью на моей ответственности) и пребывала в консервативном мусульманском обществе, где женские материнские инстинкты играют важную роль в становлении и формировании личности человека. Естественно, я собиралась хорошо воспитать своего сына, заложив в нем фундамент сильной мусульманской идентичности, что значило для меня подойти к этой ответственности очень серьезно.
Но с девочками дело обстоит совершенно иначе, так как это другой уровень ответственности. Я собиралась воспитать их также хорошо, привив сильную мусульманскую идентичность, которая в первую очередь означала сокрытие их тела. Моим главным стремлением в воспитании дочерей было скромное поведение, скромность во всех телодвижениях, в использовании голосов и взаимодействии с другими, благодаря чему они были бы защищены.
Все это должно было привести их к добровольному, даже желанному «выбору» носить хиджаб по достижении половой зрелости, если не раньше, и уже затем сохранению его до самых последних дней жизни. И, конечно же, к поведению с безукоризненной скромностью и целомудрием на протяжении всей жизни.
Мусульманская идентичность не только моих дочерей была на кону, но и моя.
Вскоре я осознала, что быть консервативной мамой-мусульманкой, сидящей в декретном отпуске дома, носить консервативный хиджаб, избегать рукопожатий с мужчинами и пытаться помнить о том, чтоб не разговаривать громко — недостаточно. Есть серьезная проблема: я – «западная женщина». Понятие «западные женщины» часто используется в консервативных мусульманских проповедях, книгах, брошюрах и даже светских беседах как олицетворение так называемой «безнравственности» «западной культуры».
Родила меня «западная женщина». Воспитывалась я в так называемом аморальном «западном» обществе. Что также означает, что мои дочери будут воспитаны… «западной женщиной».
Да, я приняла ислам. Да, я стараюсь соблюдать правила поведения скромной мусульманкой женственности. Но способна ли я вырастить достойных дочерей-мусульманок?? Все проверяется на практике, так сказать…
Мое бывшее этническое сообщество (и мой бывший муж) полагали, что если мама «плохая», то ее дочери тоже будут «плохими». Как говорится «горбатого могила исправит». «Плохая женщина» эвфемизм девушки легкого поведения, но это также может означать, что любая женщина, чье поведение попало под сомнение, либо не подчиняется своим родственникам мужчинам, либо одевается недостаточно консервативно.
Такое «плохое поведение» подобно скользящей шкале, скользкому пути – может начаться с простого независимого мышления, но может перерасти и закончиться блудом или прелюбодеянием, если не проституцией. По мнению моего бывшего мужа, моя мама была «плохой женщиной», потому что она не подчинялась мужской власти, и встречалась с мужчиной после того, как мои родители развелись. Соответственно я, дочь своей матери, тоже имела пятно на репутации. И моих дочерей не обойдут стороной подозрения, потому что я их мать.
В некоторой степени, я была способна не обращать внимания на подобное отношение, воспринимая все не более чем как «культуру» совершенно не относящуюся к исламу. Разве не говорится ясно в Коране, что ни одна душа не понесет чужого бремени? В таком случае разумно ли клеймить дочерей за поступки своих матерей (это относится и к девственности как социальной конструкции)?
Убежища от «беспочвенных» культурных традиций я искала в подлинных исламских источниках и «традиционных» исламских учениях, передающихся через иснад и шейхов, для того, чтобы руководствоваться во всем, включая, конечно, и воспитание детей. Но в учении говорилось (и часто повторялось), что ребенок наследует нафс (душу, характер) своей матери.
Именно по этой причине, если ребенок ведет себя не так, как подобает, значит, что у него проявляются скрытые ранее черты характера, свойственные матери. В случае с мальчиком, который, скажем, слишком много суетится, говорят, что ему следует вернуться к своим старейшинам или, что он недостаточно сосредоточен на своих молитвах; частично его поведение объясняется этапом взросления, но, тем не менее, послужит поводом для сплетен.
В случае с девочкой, особенно с девочкой на пороге половой зрелости, не говоря уже о девочке-подростке… ее “нескромное” или бунтарское поведение плохо отразится в первую очередь на ее матери. Тем более если ее мама – новообращенная из Северной Америки. Это мать не обучила ее как следует. Это мать не всегда была достойным примером скромности в одежде и поведении. Это мать недостаточно вымуштровала ее. Наверняка ее мать под всей этой одеждой и благочестивой манерностью прячет бесстыдную, мятежную душу, которую дочь выставила на всеобщее обозрение.
Иногда мы робко пытались выразить своего рода возражение всеобщему убеждению, что ребенок наследует нафс матери, спрашивая, почему отцы всегда ни при чем, когда дело касается поведения их детей. Но все же мы верили в это всей душой. Доктрина была преподнесена нам как неоспоримая правда “традиционной исламской психологии”, которую мы получили от шейхов, получивших традиционное, основанное на сунне, образование, и наделенных знанием, которое Бог дарует лишь избранным. Нельзя было усомниться в данной идее, не усомнившись во всем нашем учении.
Согласно учению даже маленькие девочки должны были одеваться скромно и начинать носить платок на публике, достигнув возраста, когда им можно посещать медресе (примерно 5 лет). Шорты, майки, юбки выше колена, сарафаны, обычные купальники и т.п. были исключены полностью, даже в самые жаркие летние дни. Платья и туники, надетые поверх свободных штанов, длинные крестьянские юбки по лодыжки считались идеальной одеждой.
Частично такие правила объяснялись намерением приучить девочек к хиджабу, чтобы они “естественным” образом захотели надеть его, достигнув соответствующего возраста. Но куда важнее была идея защитить их от “аморальности” общества за пределами уммы, обозначив их как мусульманок, чтобы дети-немусульмане предположительно задумались бы перед тем как, скажем, заигрывать с ними, приглашать на свидания или же вовлекать в занятия, запрещенные исламом. Поэтому учение также приветствовало ношение мальчиками мусульманских шапочек и ставило им определенные ограничения – не носить шорты выше колен и футболки с рисунками или надписями. Также мальчики должны были надевать традиционную мусульманскую одежду в медресе и на религиозных мероприятиях. Но мы, несомненно, были куда сильнее обеспокоены одеждой девочек, и дети достаточно скоро улавливали это.
Моя старшая дочь росла вместе с хиджабом. Еще учась ходить, она носила платья и туники с брюками. Я шила маленькие хиджабы, чтобы она надевала их в мечеть или на мусульманские мероприятия. В остальное время, выходя из дома, дочь надевала капоры. Я покупала книги с персонажами-мусульманками, с рисунками, изображающими девочек в платках, шила мусульманскую одежду для кукол (и купила ей барби-мусульманок, когда они стали доступны).
Большая часть девочек, с которыми дочери разрешалось играть, были мусульманками из консервативных семей, в которых хиджаб был необсуждаемой обязанностью для всех девочек, достигших необходимого возраста. Я брала ее на встречи консервативных мусульманок, частично для того, чтобы она видела, что многие женщины, кроме мамы и ее подруг, носят хиджаб. Я выбивалась из сил, чтобы мой хиджаб выглядел интересным и творческим. Даже с нашими весьма скромными финансами я и моя лучшая подруга ходили с маленькими дочерьми в магазины тканей, чтобы выбрать материал для платьев и платков. Водили мы их и в магазины модной мусульманской одежды (когда такие появились у нас) и позволяли им брать стильные шарфы, блестящие булавки для хиджаба и другие вещи.
Так, по существу, моя дочь выросла в тесном соприкосновении с хиджабом.
Накануне своего одиннадцатилетия она начала бунтовать: выходя из дома, перестала надевать платок, не считая посещений уроков Корана или религиозного мероприятия. Мой теперь уже бывший муж пришел в ярость и потребовал, чтобы я заставила ее продолжить покрываться. Я отказалась, объяснив тем, что она еще не достигла половой зрелости, и хиджаб не был ее обязанностью, а также тем, что принуждение приведет к обратным результатам. Я надеялась, что возможность вдохнуть свободно остудит ее пыл и что она, в конце концов, сделает “правильный” выбор по собственному желанию.
Но я ошибалась. (продолжение следует)
Перевод Раушания Гафиева
