История. Анвар с Тамимом стояли около мечети, разговаривая. Они только что вышли с полуденного намаза. Уже год они снимали вдвоем квартиру в этом районе. Сегодня они сдали последний экзамен в университете.
Анвар с Тамимом стояли около мечети, разговаривая. Они только что вышли
с полуденного намаза. Уже год они снимали вдвоем квартиру в этом районе. Сегодня они сдали последний экзамен в Университете. Анвару казалось, что он знает Тамима всю жизнь. Возможно потому, что они или и учились вместе. А может, просто потому, что в их характерах и интересах было много общего… Друзья смеялись, говоря, что они даже одеваются похоже, на что Тамим всегда пожимал плечами, говоря: «Так ведь в одном магазине купили…». Им обоим было 22. Тамим был старше Анвара всего на 4 месяца. Они разговаривали о будущем. Анвар собирался учиться магистратуру, Тамим тоже подумывал об этом… Оба они обожали копаться в шариатских книгах в библиотеке знакомого шейха в поисках ответа на возникающие вопросы. Шейх посоветовал им обоим задуматься о продолжении учебы, если уж у них такая жажда знаний и хорошая память.
Солнце припекало. На улице почти никого не было. Только невысокого роста
девушка в черной абайе и черном платке, опустив взгляд, быстро прошла
мимо них, направляясь к женскому марказу позади мечети. Она проходила
здесь каждый день. Анвар часто видел ее.
— Тамим, ты знаешь, кто эта
девушка? – тихо спросил он, когда она прошла.
— С голубыми, как небо, огромными глазами? – улыбнулся Тамим. – Знаю, конечно. Байан ее зовут.
Тамим слишком хорошо знал Анвара, чтобы не понять, к чему тот задал этот вопрос.
— Что, тебе она приглянулась? – прямо спросил он.
— Не буду отрицать… — отозвался Анвар, пощипывая короткую бороду. – Что ты знаешь о ней?
— А что тебя интересует? – ответил вопросом на вопрос Тамим.
— Сколько ей лет? Кто ее родители? Как у ее семьи с Исламом?.. Где она живет?
— Живет она через четыре дома от нас. Ей шестнадцать сейчас, если не
ошибаюсь. 10 классов закончила… Семью ее знает, наверное, весь город. Ее родители могли бы послужить примером для любого мусульманина. Клянусь Аллахом, Анвар, такой веры и религиозности, как в их семье, я ни у кого не встречал… Если ты выберешь Байан, не ошибешься. Она не только внешне красива, она еще и воспитана не хуже, чем дочери сподвижников Пророка (да благословит его Аллах и приветствует)… Ее отец – удивительный человек, Анвар. Таких, как он, очень мало.
— А почему она здесь проходит каждый день? – поинтересовался Анвар.
— Она преподает женщинам, — отозвался Тамим. – Коран, хадисы, фикх и все такое.
— Ты же сказал, ей всего шестнадцать, — выгнул бровь Анвар.
— Я же тебе сказал, ее отец – удивительный человек…После ‘асра они направились в магазин. Обычно в этот день они всегда закупали продукты на неделю. Остановившись возле дверей магазина, Тамим посмотрел куда-то
через плечо Анвара и сказал:
— А вот, кстати, ее родители…
Анвар повернул голову и проследил за взглядом Тамима. Он увидел высокого
мужчину в белой такыййе и синей джалябийе , с чуть тронутыми сединой
черными волосами и короткой, но густой бородой. На вид ему было не
больше тридцати восьми. Он держал за руку жену – стройную женщину
небольшого роста, одетую в черную абайю и черный химар. Подобная картина
показалась Анвару непривычной и тронула его. Тамим сразу заметил это и
улыбнулся.
— Знаешь, когда мы сюда приехали, мне двенадцать было. Десять лет назад,
значит. И, веришь ли, все эти десять лет они так и ходят, держась за
руки. Они очень уважают друг друга, Анвар.
— Сколько ему лет? – спросил Анвар.
— Сорок один или сорок два… А жена лет на пять младше. Мать моя ее
знала… Этот человек, Анвар, никогда в жизни ни перед кем не пресмыкался.
Он всегда говорил правду людям в глаза, не смотря на то, кто перед ним.
У него была нелегкая жизнь. Его арестовывали, по меньшей мере, пять
раз. Очень благородный человек, с большими знаниями. Он доктор
шариатских наук, в Университете преподает. У него все дети не только
Коран, но и целые книги по хадисам, фикху и ‘акыде наизусть знают…
— Много у него детей?
— Восемь, вроде… — Тамим задумался на мгновенье. – Да, точно, восемь.
— Ма шаАллах …
— Ты все решил? – спросил Тамим, улыбаясь.
Анвар тоже улыбнулся, ничего не ответив.
— Если хочешь, я с ним сам поговорю…
— Насчет махра , Тамим… — начал Анвар.
Но тот не дал ему договорить, нетерпеливо махнув рукой.
— Какой махр, Анвар?.. Забудь! Сразу видно, что ты не знаешь шейха Мухаммада…
* * *
— Тебя пригласили на обед завтра в два, — совершенно будничным тоном
произнес Тамим, включая в розетку утюг, чтобы погладить свою рубашку.
Анвар с некоторым удивлением посмотрел на него.
— Быстро же ты работаешь, Тамим.
Тот пожал плечами, улыбнувшись…
… Они сидели вдвоем в гостиной. Черные глаза шейха Мухаммада внимательно
смотрели на Анвара. Чистый и открытый взгляд. Добрые искорки в глазах –
глазах человека, пережившего немало, умудренного опытом.
У него было худое лицо, короткая иссиня-черная борода и такого же цвета
широкие черные брови, почти сходящиеся на переносице. Он выглядел моложе
своих лет. У него были приятные черты лица. Наверное, в молодости он
был еще красивее, подумал Анвар. Его лицо, казалось, освещал какой-то
удивительный свет. Анвар сразу понял – это свет веры. Перед ним был
человек, не только верящий сердцем, но и прекрасно знающий свою религию.
Анвар чувствовал себя спокойно и комфортно в его присутствии. Его почти
ни о чем не спрашивали – только вопросы, имеющие целью выяснить,
насколько глубоко Ислам пустил корни в его душе.
— Насчет махра… Я студент, только что закончил Университет… — собравшись с мыслями, начал Анвар, опустив взгляд.
— Сынок, меня интересуют в тебе только две вещи: твоя вера и твой нрав. И
тем, и другим я вполне доволен. Если Байан согласится, то считай, что
мое согласие ты уже получил.
Анвар поднял на него взгляд. Шейх Мухаммад улыбался своей спокойной и доброй улыбкой.
Анвару показалось на секунду, что он стоит перед дверью, за которой
начинается новая, совсем другая жизнь. Его сердце взволнованно забилось…
Ему вдруг вспомнился трогательный вид держащейся за руки немолодой уже
пары…
Шейх встал и вышел, чтобы позвать дочь. Через пять минут они вместе
вошли в гостиную. Девушка робко взглянула на Анвара своими голубыми, как
небо, глазами и покраснела. Анвар тоже почувствовал, что краснеет.
Шейх улыбнулся, глядя на них, и спросил: — Байан, ты согласна?
Девушка только молча кивнула. Анвара удивило то, что она ни секунды не
думала и не задавала вопросов. Но он был рад, что все так благополучно
сложилось. Хвала Всевышнему, подумал он про себя…
Вернувшись домой, он застал Тамима гладящим все ту же рубашку. Он выгнул бровь.
— Ты же ее вчера гладил и еще не надевал…
Тамим вздохнул, не глядя на него, и терпеливо объяснил:
— Дело в том, что это была твоя рубашка… А это моя.
Анвар пожал плечами.
— Они же одинаковые… Какая разница?
— Нет, — покачал головой педантичный Тамим. – Своя рубашка ближе к телу.
Просто я их постирал, и буква «Т» с бирки стерлась. Я же ее шариковой
ручкой написал… А с твоей буква «А». Но вчера вечером я посмотрел эту
бирку на свет и обнаружил следы буквы «А»… Анвар согнулся от хохота.
Невозмутимый Тамим обиженно взглянул на него и молча вздохнул.
Успокоившись немного, Анвар сказал:
— Знаешь, я послезавтра женюсь…
— Я уже купил тебе подарок на свадьбу, — лишенным эмоций голосом отозвался Тамим, старательно разглаживая воротник рубашки.
Анвар с удивлением посмотрел на него. Наверное, даже если бы началось
землетрясение, и все окрестные дома превратились в руины, Тамим спокойно
продолжал бы гладить свою рубашку, подумал Анвар. У Тамима был
совершенно непоколебимый характер. Его ничто не могло вывести из себя.
В этот день к ним пришла Зейнаб, старая подруга матери Сакины, их
соседка, жившая всего через два дома от них. Это была высокая, пожилая
уже женщина с грустными глазами. Ее единственного сына и родную сестру
убили еще в 73-м. С тех пор улыбка почти не появлялась на ее тронутом
морщинами лице.
— Сальма, — сказала она матери Сакины. – У меня отец умер в Саудии. Мне
очень нужно поехать. Я своих родственников уже семь лет не видела… У
меня просьба к тебе, как к сестре… Хотя Аллах знает, что ты мне ближе,
чем сестра… Мне племянника моего, Шукри, не на кого оставить. Ты же
знаешь, он уже больше года на коляске. Сможешь ли ты Сакину посылать,
чтобы ему поесть приносила и в доме прибирала?.. Я понимаю, конечно, она
– молодая девушка, незамужняя… Но он парень совершенно безобидный.
Поверь, он ей никогда плохого не сделает. Они даже видеться не будут, не
то что разговаривать. Он в другую комнату уйдет и все. Он у меня, ма
шаАллах, Аллаха боится не меньше, чем твоя Сакина… Я девочке твоей
платить готова за работу. Сакина у тебя ответственная, ма шаАллах… Вроде
ребенок, а уже понимает, что жить надо ради Аллаха…
Мать Сакины посоветовалась с мужем. Тот пожал плечами, сказав:
— Ничего такого вроде. Парень на коляске… Воспитанный, боящийся Аллаха.
Пусть ходит, только, естественно, никакого общения, и пусть всегда Саида
с собой берет.
Сакина сразу согласилась, отказавшись от денег. Она любила помогать
людям, делать добро ради Аллаха… Сейчас она шла к знакомому дому – она
проходила мимо него почти каждый день, когда шла в мечеть заниматься
Кораном… И она часто видела этого худого юношу на инвалидной коляске на
крыльце дома, одетого в брюки с рубашкой и жилеткой или свитером. Он
смотрел на горы вдалеке и думал о чем-то своем. Каждый раз, когда она
видела его, сердце у нее сжималось от жалости к этому молодому человеку.
Она знала его историю. Больше двух лет назад он примкнул к
Сопротивлению, потом его арестовали по обвинению в организации заговора
против сионистов, хранении оружия и участия в военных операциях
движения, и во время «дознания» избили так, что повредили позвоночник.
Его продержали в тюрьме всего месяц, но с тех пор он был прикован к
коляске, поскольку нижняя часть тела у него была парализована… Ему был
только двадцать один год. Она остановилась перед дверью и позвонила.
Открыли ей не сразу. Наконец она услышала поворот ключа в замке. Сердце
ее почему-то забилось быстрее. Дверь отворилась. Она впервые увидела его
близко. Худой молодой человек с густой черной шевелюрой, бакенбардами и
короткой густой бородой. Прежде чем опустить взгляд, она успела
заметить, что у него черные глаза…
— Откуда ты знал, что все получится?
— Я знаю шейха Мухаммада десять лет. Тебя я тоже знаю достаточно хорошо.
Анвар вздохнул и, улыбнувшись, направился в свою комнату, бросив на ходу:
— Спасибо, что погладил мою рубашку, Тамим…
— Не за что, Анвар. Всегда пожалуйста, — по-будничному отозвался тот, снова разглядывая бирку.
* * *
Они поженились два дня назад. Сейчас они лежали, разговаривая. До рассвета оставалось еще больше часа.
— Почему ты сразу согласилась? – тихо спросил Анвар.
Она пожала плечами.
— Мой отец никогда не ошибается в людях.
— Благодарю Аллаха за то, что Он послал мне тебя…
Он вздохнул. Ему до сих пор не верилось, что эта юная красавица стала его женой…
Она подняла голову с его плеча и, улыбнувшись, сказала:
— А хочешь, Анвар, я расскажу тебе одну историю? Красивую-красивую…
— Расскажи, солнышко, — он прикрыл глаза.
* * *
Западный Берег, 82-й год.
— Мама, ну пожалуйста! Я очень хочу, — Сакина смотрела на мать своим выразительным взглядом.
Мать вздохнула и пожала плечами.
— Одевай, что теперь с тобой делать… Только вот с твоим замужеством могут возникнуть проблемы.
— Ничего, — отозвалась Сакина. – Аллах создает выход из любой ситуации, кому пожелает… Я же это ради Аллаха делаю, правильно?
Мать покачала головой и печально улыбнулась.
Ее шестнадцатилетняя дочь славилась своей горячей любовью к Исламу и
крепкой верой. Она никого не боялась, кроме Аллаха. Все свободное время
она проводила над Кораном и исламскими книгами. Она простаивала ночи в
молитве и стремилась помочь всем и каждому ради Аллаха. Родителям Сакины
часто говорили: «Такая дочь, как у вас – просто дар от Аллаха…». Сакина
легко сходилась с людьми, ее любили все, кто ее знал. За ее ум, умение
красиво говорить, за ее спокойный характер и теплое отношение к людям,
за ее искренность, чистоту и доброе сердце, за ее непоколебимую веру и
большие знания… Она была очень красива, и это замечали все.
Почувствовав это, она тут же решила надеть никаб. «Время, в которое мы живем, время искушений и смуты, мама. А я не хочу ни для кого быть искушением» — сказала она матери. Ее ясные голубые глаза с длинными ресницами смотрели на мать серьезным и немного грустным взглядом.
Она не закончила школу. После того, как она доучилась девятый класс,
отец сказал ей: «Будет полезнее, если ты останешься дома. Так и
безопаснее, и у тебя больше времени на домашние дела будет…».Ее старшие братья давно женились и уехали в Кувейт, а один погиб два года назад в стычке с евреями. Сейчас она жила с родителями и пятилетним племянником, сыном погибшего брата, оставшимся сиротой. Весь груз домашних дел лежал на ней – мать очень плохо видела и в последние шесть лет почти ничего не делала по дому. Отец же целый день проводил на работе, и Сакина его видела только по вечерам.
Он отъехал с прохода и, не глядя на нее, сказал:
— Заходи, сестра… Пожалуйста…
Голос у него был глубокий и мягкий.
Сакина зашла вместе с маленьким Саидом и закрыла за собой дверь. Он протянул ей ключ, по-прежнему не глядя на нее.
— Можешь заходить, когда тебе удобно. Я в библиотеке буду. Когда
закончишь с уборкой в остальных комнатах, постучи в дверь, я выйду…Она
кивнула, взяв ключ.
— ДжазакиЛляху хайран, — тихо добавил он и, развернув коляску, направился в библиотеку и прикрыл за собой дверь.
Сакина пошла на кухню, чтобы оставить принесенную еду, и принялась за
уборку. Закончив, она подошла к двери библиотеки. Он сидел на своей
коляске у окна, погрузившись в чтение. Она тихонько постучала. Он
встрепенулся, положил книгу и выехал, двигая худыми руками колеса.
Оставшись одна в библиотеке, Сакина пришла в восторг, забыв обо всем на
свете. Сотни исламских книг стояли на полках, от пола до потолка… «Какое
сокровище!» — подумала она, зачарованно глядя на книги. Чего тут только
не было… Ах, если бы у нее дома было такое богатство!
Она поставила стул, влезла на него и стала вытирать пыль с книг на
верхних полках. Закончив с библиотекой, она вышла, переложила грязную
одежду, которую не успела постирать тетя Зейнаб, из бельевой корзины в
пакет и отправилась домой, закрыв за собой дверь. Она приходила почти
каждый день. Пятилетний Саид всегда сопровождал ее. Прежде, чем заняться
уборкой, Сакина ставила еду на поднос и отправляла Саида к Шукри в
библиотеку. Уже через неделю Саид говорил дома только о Шукри.
— Сакина! А Шукри все-все знает!.. Он мне каждый раз столько всего
рассказывает. А еще мы Коран вместе учим. А еще он очень добрый. А еще
он настоящий муджахид. А еще у него в комнате над кроватью красивый
плакат с мечетью Аль-Акса висит. Большой-большой… А еще…
Детскому восторгу не было предела. Даже отец Сакины, человек по натуре строгий и сдержанный, смеялся, качая головой.
Сакина знала, что Шукри посвятил себя приобретению исламских знаний. Все
свободное время он проводил с книгой в руке. Он «жил в библиотеке», как
однажды выразилась тетя Зейнаб. Ему был всего двадцать один год, но
глаза его были глазами мудрого шейха, человека, видевшего в своей жизни
многое и не раз сталкивавшегося с трудностями. Это заметил даже
маленький Саид.
— Он такой хороший, Сакина… Только глаза у него грустные-грустные. Даже
когда он улыбается… Наверное, такими должны быть глаза настоящего
муджахида…
— Сакина, — сказал ей однажды отец. – Саид только сейчас прочитал на
имама нашей мечети четыре джуза без единой ошибки! Он же месяц назад
всего полджуза знал…
Сакина улыбнулась, в душе попросив Аллаха, чтобы Он вознаградил Шукри за его добрые дела…
Саид не прекращал свое повествование о том, что говорил или делал Шукри, ни на минуту.
— Представляешь, Сакина, ему так тяжело омовение делать. Он ведь встать
не может… Я его спросил: «Как ты спишь? Как ты одеваешься?» А он только
улыбается и говорит, что Аллах никогда не оставляет Своих рабов… Значит,
если вдруг Аллах пошлет мне такое же испытание и я буду на коляске, мне
тоже будет легко.
Сакина улыбалась, слыша неожиданные выводы Саида. Она знала, что на самом деле Шукри приходится очень нелегко…
Однажды она пришла и задержалась, чтобы погладить две его рубашки, так
как дома у них сломался утюг. Шукри решил, что она уже ушла, поскольку
Саид вышел от него, и его не было слышно. Он выехал из библиотеки.
Проезжая мимо маленькой комнатки рядом с ванной, он понял, что Сакина
все еще здесь. Дверь была приоткрыта. Она стояла спиной к входу и
гладила рубашки на небольшом столике. Она не знала, что он за дверью –
во всем доме лежали ковры, и он передвигался бесшумно. Он остановился на
секунду, и именно в этот момент Сакина взяла его рубашку и на мгновение
прижала ее к груди, словно это был котенок. Этот ее поступок несколько
озадачил Шукри. Он пожал плечами, невольно задавшись вопросом, с чего
это вдруг его старая и довольно невзрачная рубашка вызвала у этой
маленькой и хрупкой девушки столь нежные чувства?.. Он развернул коляску
и направился обратно в библиотеку.
Через два дня она зашла вместе с Саидом, как обычно. Тот, принеся Шукри
поднос с едой, уселся на коврик у его ног. Было довольно холодно, и Саид
включил печку.
— Кто это готовит? – спросил мальчика Шукри, принимаясь за еду.
— Сакина. Я всегда возле нее кручусь на кухне, и она мне первому накладывает
Шукри улыбнулся. Услышав тихий кашель за стенкой, он спросил Саида:
— Твоя тетя болеет?
— Ага, — с умным видом отозвался Саид. – У нее вчера температура была.
Тридцать восемь с половиной. Она два дня назад под дождем промокла и
простуду подхватила. Она вообще худая и маленькая, и мерзнет часто…Шукри
снял накинутый на плечи платок и отдал Саиду.
— Пойди, отнеси ей. Он теплый очень… И скажи, что нет необходимости себя утруждать.
— Она все равно не уйдет, пока не уничтожит последнюю пылинку в твоем
доме, — внимательно глядя на Шукри своими большими глазами, отозвался
Саид.
Сакина обмотала вокруг шеи платок Шукри, еще хранивший тепло его тела.
Она чувствовала себя отвратительно. Ее бил озноб, и этот теплый платок
был весьма кстати…
Направляясь по утрам в марказ, она часто видела Шукри на крыльце дома. И
хотя они никогда не разговаривали, и она видела его вблизи всего один
раз, ей стало казаться, что он всегда был частью ее жизни…
В это утро отец позвал ее в гостиную и сказал:
— Махмуд, сын Иззиддина, вчера попросил у меня твоей руки.
Заметив, что Сакина побледнела, как полотно, он добавил:
— Он парень очень хороший, видный, при деньгах, Ислам соблюдает,
инженерный институт окончил, спортивный, руки золотые… Двадцать четыре
ему…Я бы конечно хотел, чтобы ты вышла за него…
— Папа, — сказала Сакина упавшим голосом. – Можно я сперва с мамой поговорю?
Ее отец пожал плечами.
— Делай, как знаешь, Сакина… Вечером поговорим.
… Она сидела на кровати рядом с матерью, опустив голову. По ее бледному лицу текли слезы.
— Мама, я знаю, что Махмуд красивый, надежный, ответственный,
образованный и так далее. Я знаю, что он – завидный жених, и у него
богатая семья… Мама, я все это знаю, но…
— Сакина, что же тебе тогда мешает? – непонимающе глядя на нее, спросила мать. Сакина закрыла лицо руками и почти шепотом ответила:
— Мама, я Шукри люблю… И очень хочу стать его женой.
— Господи! – воскликнула мать, с изумлением глядя на Сакину. – Что же ты в нем нашла? Он же парень ничем не примечательный…
— Знаю, мама… — отозвалась Сакина. – Но он… Он не такой, как все… Понимаешь?
Мать помолчала некоторое время, задумавшись. Наконец она сказала:
— Сакина, я все, конечно, понимаю… Но ответь мне на один вопрос. Как ты
собираешься заводить детей, если у этого парня нижняя часть тела
парализована?
Сакина покраснела до корней волос и нервно сглотнула.
— Мама, это ведь не главное… Я согласна жить так… Просто быть рядом с
ним. Чтобы он взял меня за руку и повел по пути, освещенном светом
Ислама, по пути, ведущим в Рай… Инша Аллах … И… Аллах ведь создает выход
из любой сложной ситуации кому пожелает…
Мать вздохнула, в который уже раз поразившись безграничному упованию Сакины на Аллаха. В
ней сейчас боролись два чувства – здравый смысл и любовь и жалость к
дочери.
Она обняла Сакину и погладила ее по длинным иссиня-черным волосам.
— Девочка ты моя, девочка… покачав головой, тихо произнесла она.
* * *
—
Ты что, с ума сошла?! – в таком гневе Сакина никогда не видела отца. –
Он же инвалид. Парализованный. Прикованный к коляске. Парень двадцати
одного года без образования и перспектив! Что он может тебе дать?
— Папа, он хороший и добрый. Он настоящий мусульманин, и я его люблю, —
Сакина уже поняла, что все ее доводы в глазах отца ничего не стоят, и в
душе она уже смирилась с поражением.
— Что такое любовь?! –
презрительно крикнул ее отец. – Пройдет через месяц, не волнуйся. Все
забывается, время лечит, знаешь ли… Признайся честно, что он тебе такого
сказал, что ты попалась на его удочку? Ну, говори!
— Я не разговаривала с ним, папа… Клянусь… — чуть слышно ответила Сакина, опустив голову.
Она изо всех сил сдерживала готовые пролиться слезы.
— Чтобы ноги твоей больше не было в его доме! Слышишь? До конца месяца ты
сидишь дома! Даже в сад и на балкон я запрещаю тебе выходить. Поняла
меня? Потом поговорим… Надеюсь, это поможет тебе выбросить из головы все
эти глупости! Сакина вздохнула и ответила:
— Хорошо, папа… Как тебе будет угодно…
— Отправляйся к себе в комнату, Сакина…
Она повернулась и молча вышла.
…
Шукри встрепенулся, услышав звонок в дверь. «Кто бы это мог быть?» —
подумал он. Ведь у Сакины есть ключ. Он подъехал к двери и отворил ее.
На пороге стоял Саид с большим блюдом, накрытым пакетом, и мешком с
выстиранной одеждой Шукри.
— А где Сакина? – спросил он Саида?
— Дома, — отозвался Саид, вздохнув. – Сидит в своей комнате.
— Что-то случилось?
— Не знаю, — пожал плечами Саид. – Только она плачет, не переставая.
Сидит в комнате и плачет… И даже на кухне готовит, а слезы капают и
капают… И дедушка на нее вчера кричал и сказал, чтобы она больше сюда не
приходила… В общем, это с тобой связано, по-моему.
— Со мной? – удивился Шукри.
Он печально улыбнулся, взглянув на свои неподвижные ноги. Осталось только
обвинить его в попытке изнасилования…Следующие десять дней к нему
приходил Саид, принося еду и забирая одежду на стирку.
— Как положение дома? – спросил его Шукри.
— Не изменилось… — отозвался Саид. – Сакина все также плачет, читает намаз и ничего не ест.
Шукри нахмурил брови. Что же такого могло произойти? И как это связано с ним? Вроде бы, он ничем не обижал эту девушку…
* * *
Настал
последний день месяца. Все эти две недели отец вообще не разговаривал с
Сакиной и не видел ее. Когда мать Сакины пыталась заговорить с ним о
ней, он тут же прерывал ее словами: «Ничего не хочу слышать!».
В этот день он сказал жене.
— Позови ее в гостиную. Мне нужно с ней поговорить. Он сидел в кресле,
когда она вошла. Увидев ее, он едва не выронил из рук газету. Он не
узнал дочь:погасший взгляд, бледное лицо, тени под глазами… Она исхудала, как после
тяжелой болезни, напоминая собой жертву военной блокады…
Она остановилась посреди комнаты, глядя куда-то мимо отца. Тот взглянул на
жену. Мать Сакины, в глазах которой стояли слезы, демонстративно
отвернулась, закусив губу, всем своим видом будто упрекая его: «Я же
тебе говорила, но ты не слушал…».
Сакина заговорила первой.
— Папа, я согласна выйти замуж за Махмуда или за кого-то другого, кого ты считаешь подходящей парой для меня…
Она говорила тихо. Ее голос был совершенно лишен эмоций, словно ей не было никакого дела до того, что ждет ее в будущем.
— Сакина… — начал было ее отец и запнулся.
— Да, папа… Я слушаю…
Сакина не смогла договорить. Она покачнулась и потеряла сознание.
* * *
Впервые в жизни он испугался за дочь. Он вглядывался в ее бледное лицо. Она лежала на кровати, безучастно глядя в потолок.
— Сакина… — тихо сказал он.
Она медленно повернула к нему голову.
— Все хорошо, папа… Я довольна тем, что предписал мне Аллах… Я согласна с
любым твоим выбором. Ты прав… Что такое любовь?.. Люди живут и без нее…
Я забуду его… Время лечит…
Она замолчала и прикрыла глаза, как человек, который очень устал. У нее не было сил говорить.
Ее отец посмотрел на жену. Та пожала плечами, словно говоря: «Делай то, что считаешь нужным. Ты хозяин положения».
Сакина осторожно встала и, пошатываясь, пошла на кухню. Она положила
приготовленный ею сорок минут назад обед в две тарелки – для отца и
матери, а остальное оставила в кастрюле, поставив ее в пакет.
— Саид… — тихо позвала она. – Отнеси… Вы там вместе пообедаете, инша Аллах…
Мальчик взял у нее пакет и радостно бросился к двери.
— Сакина, поешь… — тихо попросила ее мать.
Она нехотя взяла ложку и ковырнула в тарелке, но, почувствовав тошноту, отложила ложку и прикрыла ладонью глаза.
— Прости, мамочка… Но я правда не могу…
Отец Сакины сидел за письменным столом у себя в кабинете, соединив кончики
пальцев, и думал. Он машинально открыл верхний ящик стола и достал
оттуда фотографию в серебряной рамке. С фотографии на него смотрела
небесно-чистым взглядом улыбающаяся дочь в черном платке. Эта фотография
была сделана меньше года назад… Где теперь эта счастливая улыбка, с
горечью подумал он. Наверное, он все-таки недооценил положение…
Он просидел еще около получаса, потом вынул фотографию из рамки, положил в нагрудный карман и вышел из дома. В дверь позвонили. Шукри оторвался от книги. Сейчас он заканчивал свою очередную брошюрку.
Он подъехал к двери и отворил ее. На пороге стоял высокий седой мужчина в
серой джалябийе. Шукри сразу понял, что это отец Сакины, хотя он и не
знал его близко.
— Проходите, пожалуйста, — дружелюбно пригласил его Шукри.
Отец Сакины невольно проследил за движениями его худых, но жилистых рук.
Шукри указал ему на открытую дверь библиотеки. Увидев бесконечное море
шариатских книг, отец Сакины почувствовал такой же восторг и восхищение,
как в свое время почувствовала это его дочь. В этой комнате, казалось,
кончался серый внешний мир и начинался мир другой – яркий, неповторимый и
великолепный – мир чистой веры, света, знания и поклонения Аллаху…Отец
Сакины, сев на предложенный стул, встретился взглядом с Шукри. Тот
смотрел на него открытым, добрым и немного грустным взглядом. На его
губах играла мягкая улыбка.
— Парень, ты не думал о женитьбе? – собравшись с мыслями, спросил его отец Сакины.
В черных глазах Шукри отразилось удивление. Печальная улыбка осветила его лицо.
— Как мне жениться, дядя? – он кивнул на свою коляску. – Кому нужен парализованный парень без гроша в кармане?
Отец Сакины вдруг вспомнил слова дочери, сказанные ею год назад: «Иман нынче стоит очень мало, папа…».
Он вздохнул и посмотрел на Шукри.
— А если я скажу тебе, парень, что на свете есть такая девушка, которую
любовь к тебе иссушила, как знойный ветер, и которая готова провести
рядом с тобой всю жизнь, независимо от того, передвигаешься ли ты на
коляске или на своих двоих? Шукри глядел на него молча. Вид у него был
растерянный.
Отец Сакины достал из кармана фотографию и протянул
Шукри. Тот взял и взглянул на нее. «СубханаЛлах…» — чуть слышно
прошептал он, и вернул фото.
Отец Сакины невольно улыбнулся. Он и сам знал, что дочь у него красавица, каких мало.
Шукри долго молчал, задумавшись.
Конечно, он не знал подробностей, но он сразу понял, о ком речь. Он вспомнил, как Сакина прижала к груди его рубашку…
Наконец Шукри поднял глаза на отца Сакины. Его взгляд был серьезным и печальным.
— Дядя, я понимаю, каково вам сейчас… И я не хочу, чтобы у вас были
проблемы из-за меня. Я боюсь Аллаха и не хочу портить девушке жизнь…
Пожалуйста, приведите ее сюда, и я сам скажу ей, что она сделала не
лучший выбор… Я надеюсь, что, с помощью Аллаха, я сумею переубедить ее.
Он замолчал, сосредоточенно глядя на свои колени. Его худые руки
покоились на подлокотниках коляски.
Отец Сакины поразился благородству парня и его выдержке. Он невольно почувствовал симпатию к Шукри.
— На что ты живешь, парень? – помолчав, спросил он его.
— Пишу брошюрки на разные шариатские темы и редактирую книги – проверяю
достоверность хадисов, подписываю, из каких они сборников взяты… Анашиды
сочиняю… Этот дает некоторый доход… Хвала Аллаху…
Значит, эти песни, которые Саид с некоторых пор постоянно напевал дома, были
произведением Шукри… Красивые слова, подумал он. Теперь ему стало ясно,
почему Сакина попросила его петь их только, когда ее нет рядом… Она
наверняка не раз слышала, как Шукри пел их для Саида…Шукри проводил его до двери.
— Всего доброго, сынок, — сказал он, выходя.
— Да поможет вам Аллах, дядя, — тихо отозвался он, закрывая дверь. Сакина
вошла в библиотеку вместе с отцом, который придерживал ее за
предплечье. Шукри, сидевший у окна спиной к ним, развернул коляску. Вид у
него был сосредоточенный. Не поднимая взгляда, он сказал:
— Твой отец сказал мне о твоих чувствах ко мне, Сакина… Я сожалею, если сделал
или сказал что-то такое, что вызвало эти чувства… Если в этом была моя
вина, я прошу прощения у Аллаха, а после Него – у тебя и твоих
родителей… Я недостоин твоей любви… И я уверен, что на свете есть много
молодых людей, превосходящих меня во всем… Мне нечего предложить тебе. У
меня ничего нет… Я благодарю тебя за все то добро, которое ты для меня
сделала. Я буду читать ду’а, чтобы Аллах дал тебе хорошего мужа…
Отец Сакины почувствовал, как она вздрогнула и покачнулась. Ему показалось
на мгновение, что она сейчас упадет. Но она лишь молча кивнула,
повернулась и медленно вышла. Шукри тут же развернул коляску и,
нахмурившись, уставился в окно…Всю дорогу домой они молчали. Глаза
Сакины были сухими. Ее отцу почему-то пришла на память поговорка: «Рана
не причиняет мертвому боли». Ему и самому было как-то не по себе.
Она больше не плакала. Только мысли ее, казалось, все время были где-то
далеко. Улыбка не появлялась на ее бледном лице, и ее голоса почти никто
не слышал. Большую часть времени она проводила в своей комнате, а на
озабоченный вопрос соседей: «Что-то случилось, Сакина?», она лишь молча
качала головой и говорила: «Аль-хамду лиЛлях …».
Прошло две недели с тех пор, как состоялся их с Шукри разговор.
— Папа, скажи Махмуду, что я согласна, — тихо сказала она, опустив взгляд.
— Ты правда этого хочешь? – он внимательно посмотрел на дочь.
Она помолчала немного, потом сказала:
— Ты же этого хочешь, папа…
Она таяла на глазах. Щеки совсем провалились. Она целыми днями ничего не
ела, чувствуя тошноту при одном виде блюд, которые раньше любила. Отец
вздохнул.
— Что насчет свадьбы?
Она пожала худыми плечами.
— Организуйте, как считаете нужным. Главное, чтобы вам с мамой нравилось… Я согласна на любой махр.
В этот день Саид вернулся от Шукри еще более радостным, чем обычно. На
его детских плечиках болтался большой черно-белый палестинский платок.
— Это мне Шукри подарил! – с гордостью сказал он. – Я у него выпросил…
Сакина отвернулась, скрестив руки на груди, и опустила голову. Отец Сакины
понял, что она не может совладать с собой. В это время Саид взял платок
и, улыбаясь, накинул его на плечи Сакины.
— Я тебе его дам поносить. Ненадолго. Потому что я тебя очень люблю, Сакина… И Шукри я тоже люблю. Очень-очень…
Отец Сакины молча вышел. Саид побежал в свою комнату. Прикрыв за собой
дверь, отец Сакины остановился, наблюдая за ней через щелку. Она
опустилась на стул и разрыдалась.
* * *
— Как поживает Шукри? – спросил отец Сакины Саида.
— Болеет, — вздохнул мальчик. – Он позавчера голову вымыл и простудился. У
него дома холодно очень. Баллон с газом кончился, и печка не работает…
Отец Сакины тоже вздохнул, поправив очки, и задумчиво щипнул седую уже бороду.Шукри прокашлялся. Голова у него раскалывалась. Посмотрев в окно, он увидел Сакину, держащую за руку Саида. Они направлялись к мечети. Шукри
вздохнул и задернул штору, поежившись от холода.
Спустя четверть часа раздался звонок в дверь. Шукри уныло посмотрел на дверь. Кто же это вдруг вспомнил о его существовании?
— Ас-саляму алейкум, дядя… Проходите, пожалуйста.
Отец Сакины заметил, что у парня совсем сел голос.
— У меня к тебе, парень, долгий разговор…
Мечта переместиться под теплое одеяло разбилась на тысячи осколков…
— Хорошо, дядя… Только я, с вашего позволения, термос с чаем принесу…
Проходите, пожалуйста, в библиотеку…
… Шукри налил ему чая и сказал:
— Я вас слушаю, дядя…
— По-моему, сынок, тебе все-таки придется стать моим зятем, — собравшись с мыслями, сказал отец Сакины.
Шукри посмотрел на него с некоторым удивлением.
— Она потеряла интерес к жизни, ничего не ест и плачет, едва завидев твой
платок на плечах Саида… Конечно, мне уже девять человек намекнули, что
они хотят женить на Сакине своих сыновей… Но Аллах пожелал так, что она
выбрала тебя. Что поделать…- отец Санины помолчал, печально улыбнувшись.
– Знаешь, сынок, я родился в 31-м году. Я застал шейха Иззиддина
аль-Кассама, я видел Великую палестинскую революцию 36-39 годов… Я
видел, как евреи отбирали у нас нашу землю пядь за пядью и создавали
свое государство… Я видел много всего за свою жизнь… Но сейчас я
вынужден признать свое поражение перед женской любовью… Я вчера вспомнил
слова нашего Пророка (да благословит его Аллах и приветствует) о том,
что дочерей следует выдавать за тех, чьей религиозностью и нравом мы
довольны. Я вижу твою веру, сынок, и твой нрав, и я не могу отрицать,
что я ими доволен… Да и Сакина: моя дочь не такой человек, чтобы любить
кого-то просто за красивые глаза… Она полюбила в тебе твою веру.
Шукри опустил глаза, чувствуя на себе взгляд отца Сакины
-Я вам клянусь, дядя, что сделаю все, что в моих силах, чтобы она была счастлива…
Отец Сакины улыбнулся и протянул ему руку.
* * *
Сакина сидела на кровати, глядя в одну точку, словно узник, которого должны
казнить на рассвете, и который считает оставшиеся часы и минуты.
Мать собирала ее вещи в сумку. Сакина лишь безучастно наблюдала за этим процессом.
— Сакина, неужели тебя и правда не интересует, за кого ты выходишь замуж? – с улыбкой спросила ее мать.
— Нет… — тихо отозвалась Сакина. – Какая разница? Если папе понравился этот человек, значит, он мне подходит…
Мать покачала головой, вздохнув…
Вчера отец сказал Сакине: — Сакина, завтра ты выходишь замуж.
— Хорошо, папа… Как скажешь… — безразличным тоном отозвалась она и, спросив разрешения, отправилась на кухню мыть посуду.
Какая разница, кто это будет: Махмуд или кто-то другой?.. В ее сердце жил
только один человек: худой парень с черными глазами, короткой бородой и
бакенбардами, прикованный к инвалидной коляске…
Через семь часов она станет чьей-то женой и переедет жить в новый дом… Новая жизнь.
Она подняла голову и посмотрела на висящий на спинке стула черно-белый палестинский платок..Машина остановилась. Сакина взглянула на одноэтажное здание. Здесь заключались браки. Она опустила взгляд. Они вошли. Сакина глядела себе
под ноги, не замечая чиновников, сновавших из кабинета в кабинет. Отец
Сакины открыл дверь. Они вошли в большой кабинет. Сакина увидела кадыя ,
сидевшего за столом напротив двери.. Она окинула взглядом кабинет,
чтобы посмотреть, кто же ее нареченный… И вдруг она увидела Шукри.
Маленький Саид запрыгал от радости
— Шукри! Шукри! А ты правда на Сакине женишься?
Шукри протянул ему руку, здороваясь. Он улыбнулся, исподтишка взглянув на Сакину, и тихо сказал:
— Инша Аллах…
Сакина почти упала на стул. Вихрь чувств бушевал в ее груди. Она не могла взять себя в руки…
Она ничего не слышала… Не слышала, как отец объявил махр – обучение ее
шариатским наукам… Не слышала, как спрашивали согласие Шукри… Когда
спросили ее согласие, она лишь молча кивнула головой, словно во сне, и,
не глядя, поставила на бумажке свою подпись…
Она очнулась, только когда Саид потянул ее за руку, заставив встать. Он подвел ее к Шукри,
взял его руку и вложил в нее маленькую руку Сакины. Сакина вздрогнула,
почувствовав, как он слегка пожал ей руку. Она набралась смелости и
встретилась с ним взглядом. Шукри молча улыбнулся… Как хорошо, что она в
свое время надела никаб, вдруг подумала Сакина, чувствуя, что лицо у
нее горит от волнения…
* * *
Прошло два дня с тех пор, как они поженились. Сегодня должен был зайти в гости отец Сакины.
Раздался звонок в дверь. Сакина услышала тихий голос отца.
— Сакина, это я…
Она открыла дверь. Он взглянул на дочь: жемчужно-серое платье с черным
поясом, толстая черная коса почти до колен – они стригли ей волосы всего
один раз за эти шестнадцать лет, еще в раннем детстве… Изящная девичья
фигурка… Огромные голубые глаза с длинными черными ресницами – глаза,
излучающие свет… Счастливая улыбка на лице…
Сакина бросилась на шею отцу.
— Спасибо тебе, папочка!.. Спасибо! Я так тебя люблю, папа…
Ее отец улыбнулся, почувствовав, как на глаза наворачиваются слезы. «Годы,
годы…» — подумал он. Похоже, он становится сентиментальным…
Шукри выехал ему навстречу и протянул руку, здороваясь. Отец Сакины улыбнулся и крепко пожал руку зятя.
— Как дела, сынок?..
10-го марта 83-го года Шукри впервые смог пошевелить пальцами ног. 17-го июня
он впервые встал на ноги. А 3-го апреля 84-го года Сакина родила
близнецов…- Вот такая история, — сказала Байан.
— Кто тебе рассказал ее? – тихо спросил Анвар.
Пока она рассказывала, его сон совершенно испарился.
— Это история моих родителей, — улыбнулась Байан. – Близнецов назвали
Са’д и Мас’уд. Они сейчас в рядах Сопротивления, им по двадцать лет.
Затем родился Шамсуддин, ему сейчас восемнадцать, он тоже в
Сопротивлении. Потом родилась девочка по имени Байан, на которой ты
женился. Потом Мухаммад – ему четырнадцать, затем Тахрир – ей
двенадцать. Потом Абдуллах – ему десять с половиной, и снова близнецы –
Джихад и Нидаль, им по девять лет
— Твоего отца ведь Мухаммад зовут, разве не так? – спросил Анвар.
У него двойное имя – Мухаммад Шукри… Просто теперь его все зовут
Мухаммад или Абу Мас’уд. Байан встала с кровати, достала из шкафа
фотографию в рамке и протянула Анвару. На ней был запечатлен худой
молодой человек в клетчатой рубашке и черных брюках на инвалидной
коляске. У него были очень выразительные черные глаза, широкие брови,
короткая борода и бакенбарды. Вокруг шеи у него был обмотан черно-белый
палестинский платок. Позади него стояла, наклонившись и обнимая его за
шею, красивая девушка с большими светлыми глазами, совсем молодая и
удивительно похожая на Байан.
— Ты копия матери, — сказал Анвар.
— Я знаю, — с улыбкой ответила Байан и положила голову на его плечо.
Анвар прикрыл глаза и почти сразу уснул.
Ему снилась немолодая уже пара: высокий худой шейх с короткой черной
бородой в белой такыйе и синей джалябийе, держащий за руку стройную
женщину невысокого роста в черном химаре…
