Он устало прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Воспоминания опять нахлынули на него.
Ее звали Анаит — «сердце», и имя это ей чрезвычайно шло  Армянка, принявшая Ислам  Ей было 17, ему — 22.

Он встретил ее у мечети. Он тогда жил в Москве всего восемь месяцев. Дома, в Чечне, шла война, и он приехал сюда, чтобы как-то устроиться, найти своих, попробовать заняться торговлей. Тогда он уже встал на путь Ислама, начал читать намаз, старался приобретать знания и часто бывал в мечети. Приходил с утра, читал два раката и тихо сидел, читая какую-нибудь исламскую книжку.

Он любил тишину и спокойствие, царившее в мечети. Ему казалось, что, переступая ее порог, он оставляет за ее пределами все проблемы, которых у него было – предостаточно, и все эти тяжелые и невеселые мысли, которые появлялись у него после просмотра сводок новостей о том, что творилось на его родине, и звонков домой, во время которых мать, всхлипывая, рассказывала ему о расправах, арестах и бесчинствах солдат — словом, о том беспределе, что творился в его родном селе, да и во всей Чечне.

Это случилось ранним апрельским утром. Он стоял у закрытого киоска, погрузившись в свои мысли. Дни стояли теплые. Светило солнце, небо было чистым.

И вдруг он увидел ее. Она шла в его сторону. Так робко, неуверенно. Стройная до хрупкости, совсем молодая девушка, одетая в бежевый костюм — толстую кофту с расклешенными рукавами и длинную юбку. Ее волосы и шею скрывал золотисто-бежевый платок с мелким светлым рисунком, заколотый маленькой брошкой так, чтобы прикрыть грудь. Хотя одежда ее была свободной, она не могла скрыть изящность ее тонкой фигуры  Простые черные туфли, черная сумочка  Кожа, напоминающая своей белизной слоновую кость — словно она никогда не знала солнца — тонкие черты лица, черные стрелки изогнутых бровей над огромными темно-карими глазами в обрамлении густых и длинных ресниц…
— Салям алейкум, — чуть слышно сказала она.

Он сразу понял, что она волнуется. На бледных, запавших щеках появился румянец.

— Где здесь вход для женщин?

Он едва слышал ее мягкий, тихий голос. Он понял, что она здесь впервые. Он показал ей женский вход.

Дверь за ней закрылась, а он остался на улице. Эта девушка взволновала его. Было в ней что-то такое — он сам не знал. Он видел ее всего несколько мгновений, но почему-то понял: он не забудет ее. Даже если он никогда не увидит ее вновь, ее образ не сотрется из его памяти.

Он не мог объяснить, что именно привлекло его в ней. Может, то, что она была его землячкой  Это он понял сразу. Она явно не была чеченкой и даже дагестанкой, но по ее внешности и заметному сразу своеобразному акценту он безошибочно определил, что она тоже дитя Кавказа  Увидев ее, он почему-то сразу вспомнил родину. От этой девушки словно повеяло теплым ветром, несущим в себе аромат цветущих горных растений. Что-то знакомое и близкое, что-то родное до боли было в ней  Словно в этом чужом и холодном мире, наполненном суетой и проблемами, он вдруг встретил частичку того мира, в котором он родился и вырос — частичку самого себя.

Он зашел в мечеть, прочитал, как обычно, два раката и принялся за книгу. Но сосредоточиться ему удалось не сразу. Образ скромно одетой, застенчивой и удивительно красивой девушки стоял у него перед глазами.

Аллах сделал так, что из мечети они вышли почти одновременно, и он снова увидел ее. Она опустила взгляд и быстро прошла мимо него. Он тоже отвел взгляд.

С тех пор он часто видел ее. Она, так же, как и он, сидела в мечети долгими часами и покидала ее только к вечеру. Она всегда заходила одна и выходила одна. Она шла, не поднимая взгляда, и думала о чем-то своем.

И вот однажды он все-таки решился подойти к ней и спросить ее, откуда она. Так началось их знакомство. С первых дней он почувствовал, что между ними установилась прочная невидимая связь.

Она рассказала ему свою историю.
Она родилась и выросла в Армении, в небольшом поселке в горах, в очень религиозной семье. Училась она дома, посещая школу только для сдачи экзаменов — отец пытался уберечь ее от грязи этого мира. Мать она потеряла, когда ей только исполнилось девять лет. В четырнадцать отец отправил ее в монастырь — к этому он готовил ее давно, и она и не думала о том, что ее жизнь может сложиться по-другому. Она читала книги о христианстве, разбирая их вместе с отцом, который пытался объяснить ей то, чего она не понимала.

Вопросы ее нередко ставили его в тупик. Много позже она поняла, что он и сам не знал ответа на них. Когда-то давно, много лет назад, он тоже задавался этими вопросами, но ему сказали: «Просто верь, и ни о чем не спрашивай», — и он смирился.

В монастыре она провела три года. Привыкнуть к жизни там было нетрудно — ее готовили к этому давно, и она знала наперед, что ее ждет. Все это время она чувствовала, что не понимает до конца то, чему посвятила себя, и это не давало ей покоя. Порой ее охватывал страх. Она говорила себе: «Еще рано  Ты еще мало знаешь  Потом поймешь», но тут же откуда-то появлялся настойчивый внутренний голос, который говорил: «А что, если ты не поймешь? Не поймешь никогда?». И ей снова становилось страшно.

Но Аллах сделал так, что в руки ей попала книга об Исламе, и ее сердце и разум сказали ей, что это — религия Истины. Пришли ответы на все вопросы, ушли сомнения, пришло спокойствие и уверенность, которых никогда до этого не было в ее душе.

Как раз в это время умер ее отец. Она вышла из монастыря. Дядя, узнав о том, что она приняла Ислам, тут же избил ее и выгнал из дома — прямо так, босой, не дав даже собрать вещи.

Наверное, сыграла свою роль и давняя взаимная ненависть и многолетняя вражда между армянами и азербайджанцами, которая особенно сильно проявилась после войны за Нагорный Карабах. Приняв Ислам, она автоматически стала в лагерь противника, потому что азербайджанцы были мусульманами.

Потом ей помогли уехать в Москву. Она всегда почему-то очень любила русский язык и хорошо знала его. Она с детства мечтала стать медсестрой, чтобы облегчать страдания людей. И теперь у нее была одна надежда — поступить в медицинское училище. О большем она и не мечтала.

Они сидели на лавочке возле мечети — он с одного края, она — с другого. Она говорила тихо, глядя в землю у своих ног, а он молча слушал ее, поражаясь в душе тому, с каким спокойствием она рассказывала обо всем, что ей пришлось пережить в Армении. Он понял секрет этого: когда-то она была просто наивной, ничего не знающей об этом жестоком мире девушкой, которую отец с раннего детства готовил к монашеству. Но пройдя через многие испытания, она стала сильной, несмотря на внешнюю хрупкость. Силу эту ей дал Ислам.

Они виделись почти каждый день, никогда предварительно не договариваясь о встрече. Она приняла Ислам совсем недавно, и у нее почти не было знаний. Поэтому она задавала много вопросов. Он и сам был в Исламе немногим больше двух лет, поэтому тоже порой не знал ответов на эти вопросы, но никогда не боялся в этом признаться. Он приносил ей все книги об Исламе, которые удавалось достать, и она читала их на одном дыхании. Возвращая ему очередную прочитанную книгу, она тихо говорила:

— ДжазакяЛлаху хайран  — и в ее больших глазах стояли слезы искренней благодарности — словно эти книги были для нее сокровищем, которому нет цены.

Он уже привык к ее тихому:
— Адлан, можно вопрос?..

Она была тихой, скромной, застенчивой и живо напоминала ему чуткую и пугливую газель, в любой миг готовую сорваться с места. Все в ней — большие темно-карие глаза, тонкая, изящная фигура, даже этот бежевый костюм, что так шел ей — заставляло его невольно сравнивать ее с газелью. Она была красива, но это была не та красота, которую он видел здесь у русских девушек. Это была необычная, дикая красота — такая же дикая и пленительная, как красота кавказских гор, которые для них обоих были родными.

Они проводили вместе совсем немного времени, порой всего две-три минуты. Она задавала вопрос, он отвечал, и они расходились. Иной раз они просто обменивались приветствием, после чего каждый спешил по своим делам.

Разговаривали они только об Исламе. Он не спрашивал ее, где она живет и как. Она не спрашивала его о том, где живет он и чем занимается  Только иногда она задавала вопросы о Чечне, и он отвечал — потому что видел, что она спрашивает потому, что действительно хочет получить ответ  Они читали исламские книги, обсуждали прочитанное, обменивались знаниями  Он чувствовал, как день ото дня крепнет его иман.

Он понял, что любит ее.  Они понимали друг друга с полуслова, она говорила то, о чем думал он. У них были одинаковые мысли  Он начал думать о том, как заговорить с ней об этом так, чтобы не спугнуть ее.  Он хотел, чтобы этот прекрасный горный цветок, несущий на своих нежных лепестках капли чистой прохладной росы, принадлежал ему.

Все кончилось внезапно. Оборвалась та невидимая нить, связавшая два сердца, в которых бился Ислам.
Это случилось 29 июля. Он знал, что никогда не забудет этот день. Именно в этот жаркий июльский день Шайтан заставил его забыться, и он, побуждаемый каким-то неведомым чувством, взял ее за руку. Он просто не спохватился вовремя, не одернул себя, не остановил. Лишь на мгновение ее маленькая рука с длинными тонкими пальцами оказалась в его ладони. Она тут же встрепенулась, словно попавшая в силок птица. Она вздрогнула так, словно ее ударило током, и побледнела. Что-то промелькнуло в ее больших глазах — то ли страх, то ли удивление, то ли осуждение и упрек.

Она вырвала руку, повернулась и почти бегом бросилась прочь. Он не сдвинулся с места. Только тихое, безнадежное «Анаит » слетело с его губ. Больше он ее не видел. Он ждал ее возле мечети, он читал намаз в разных мечетях, надеясь увидеть ее там и попытаться объяснить, что это была лишь минутная слабость, сказать, что он никогда не желал ей зла, попросить прощения. Но она исчезла без следа, словно растворилась в нагретом летним солнцем воздухе Москвы.

Прошло полгода, и он вернулся в Чечню — в какой-то миг его нестерпимо потянуло домой. Там по-прежнему шла война.

Оказавшись на родине, он решил отчего-то, что ему все можно. На самом деле, он делал лишь то, чего требовала от него его религия — отпустил бороду, стал ходить в мечеть, по возможности приобретать исламские знания. Но для русских, распоряжавшихся теперь на его родине, это было преступлением.

Мать молча вздыхала. Она боялась за него и его сестру, которая несмотря ни на что упорно носила платок, говоря: «Я скорее умру, чем сниму его», но в душе одобряла их стойкость и приверженность Исламу. А вот соседка однажды сказала ему:
— Ты бы поостерегся, Адлан  Загребут тебя. Сейчас и за меньшее забирают

Но он лишь махнул рукой:
— Ничего, деца   Аллах с нами  Я же не виноват ни в чем

Его забрали ночью, как забрали до него сотни других. Пригнали БТР, ворвались в дом, все перевернули и вывели его в наручниках. Его продержали полтора месяца. Это были самые отвратительные дни в его жизни. Он сам рад был бы никогда не вспоминать о них. Его унижали, били — прикладом, ботинками и вообще всем, что попадалось под руку, не давали читать намаз.  Они измывались над ним, как могли. Цель у них была одна — заставить его подписать «признание», в котором говорилось, что он — «боевик», «ваххабит», «экстремист», и стояло еще с десяток малоприятных определений и многообещающих обвинений. Поставь он свою подпись на этой проклятой бумажке, 10-15 лет тюрьмы были бы ему обеспечены — такой тюрьмы, в которой сходили с ума, пытались повеситься и, в конце концов, просто грызли вены, чтобы вырваться из этого кошмара куда угодно, хоть в ад.

Он сам не знал, как пережил эти дни, которые показались ему годами. Но Аллах помог ему, и он не сломался. Он вышел оттуда худым, избитым, с трещинами ребер, еле передвигая ноги, да еще с тяжелым хриплым кашлем, отдающим тупой болью в груди. Дома он лежал пластом на диване, поставив возле себя миску, в которую время от времени плевался розовой слюной, а мать смотрела на него и плакала  Сестра садилась рядом, брала его за руку и, ободряюще улыбаясь, говорила: «Держись, Адлан  Победа за нами будет. Сподвижники Пророка (да его Аллах и приветствует) больше пережили, чем мы, но они выстояли. И мы выстоим, инша Аллах».
Но на этом все не кончилось.

Прошел месяц, и его забрали снова. Продержали почему-то всего неделю, но в эту неделю он потерял всех своих родных — мать, дядю и сестру. Кто-то донес, что в их доме остановились «боевики», и по дому ударили прямой наводкой. Никто из тех, кто был там, не выжил.

Когда он вышел на свободу, ему не хотелось жить. Он был объят страстным желанием умереть прямо сейчас, чтобы не чувствовать этой страшной боли, раздирающей его душу. Но его иман вытащил его из пропасти, в которую его столкнули. С каждым днем к нему медленно возвращалась жизнь. Огонек веры, который не смогла потушить боль, который не смогли потушить звери с человеческим лицом, ронял искорки, что освещали и согревали его душу. Каждую ночь он подолгу читал намаз, чувствуя, как силы возвращаются к нему и потихоньку затягиваются душевные раны.

Он обдумал все и решил вернуться в Москву, потому что третий арест был делом времени, а он вовсе не был уверен, что сможет пройти через это чистилище снова, и выстоять.

Вначале было очень тяжело — милиция, люди с ярко выраженной нетерпимостью к «лицам кавказской национальности», и особенно — к чеченцам. Ему изрядно потрепали нервы. Но потом все как-то потихоньку образовалось. Он занялся торговлей вместе с двумя другими чеченцами, соблюдающими мусульманами, и постепенно дела пошли в гору.

Он так и не женился — сначала он долго не мог прийти в себя после всего пережитого на родине, потом он много работал, искал квартиру, жил то тут, то там. Не хватало времени для того, чтобы всерьез задуматься об этом. К тому же, что-то внутри словно держало его.

Прошло пять лет с той памятной встречи. Он ничего не знал об Анаит, и о том, как сложилась ее судьба. Но все эти годы он хранил в памяти ее образ. И каждый раз, как он вспоминал ее, в груди его разливалось странное тепло.

Он понимал, что в том, что случилось тогда, виноват только он. Он нарушил запрет, он прикоснулся к тому, к чему Аллах запретил ему прикасаться. Сколько раз он горько сожалел о том, что сделал тогда, сколько раз ругал себя за свою слабость. Сколько раз, опустившись в земной поклон, он просил у Аллаха прощения за то, что поддался тогда этой проклятой слабости  Он знал: если Аллах не простит его, в Судный День рука его будет объята пламенем, искупая свой грех. Сколько раз, читая ночной намаз, он просил у Аллаха крепкого имана, полезных знаний и счастья в Обоих мирах для этой девушки. Он просил Аллаха о том, чтобы он дал ей хорошего мужа, с иманом крепче, чем у него, и хороших детей. Он не знал, внял ли Аллах его мольбе. Скорее всего, подумал он, он никогда об этом не узнает.

Он был благодарен Аллаху за то, что Он свел его с этой девушкой. Он научился от нее многому — безграничному терпению, смирению, кротости, скромности, всецелому упованию на Всевышнего Аллаха и твердой уверенности в том, что подняты перья и высохли страницы, и никогда не случится ничего, кроме того, что предопределено Аллахом, и что произошло, то не могло не произойти, а чего не было, того не могло быть. Ее искренность и чистота оставила в его душе неизгладимый след, заставив его задуматься о многом и многое в себе исправить.

Он желал ей добра, желал ей счастья — этой девушке, о которой он так мечтал, чтобы она принадлежала ему, но Аллах пожелал по-другому.

Пять долгих лет он продержал все это в себе, но почему-то именно сегодня он ощутил потребность рассказать эту историю другим мусульманам — может, кто-то задумается, извлечет для себя урок. А кого-то это, возможно, удержит от совершения того, что совершил в свое время он и за что поплатился.

Он пододвинулся к компьютеру и зашел в исламский форум — он участвовал в нем уже три года. Это помогало ему почувствовать, что он не один в этом мире, что мусульман много и всех их связывают узы братства по вере. Они обменивались знаниями и просто поднимали друг другу иман добрыми и мудрыми словами.

Он начал печатать. Он не стремился к тому, чтобы эта история выглядела гладко и упорядоченно, под стать роману. Он просто писал свои воспоминания и мысли, приходившие ему в голову. Закончил он такими словами:

«Я снова и снова прошу у Аллаха прощения за свой грех, и прощу прощения у этой девушки, которая была воплощением чистоты, настоящей исламской чистоты. И почти каждую ночь, опускаясь в земной поклон, я прошу Аллаха о том, чтобы Он даровал ей счастье в Обоих мирах, утвердил ее на пути Истины и сделал ее обителью Сада Вечности».

Он вздохнул, еще раз пробежал глазами написанное и нажал «отправить».

* * *

Она включила компьютер, зашла в исламский форум, прочитала последние сообщения. Ее внимание привлекло одно большое сообщение. Она углубилась в чтение.

Она почувствовала, как сердце в ее груди замерло на мгновение, а потом сорвалось куда-то в пустоту. Все вокруг перестало существовать. Бессвязными обрывками пронеслись воспоминания, бередя старые раны и вызывая к жизни забытое и давно улегшееся волнение.

Армения, детство, мать, отец. Годы, проведенные над книгами о христианстве, в которых обсуждался вопрос о сущности Христа — была ли она только божественной или же в нем соединились две сущности — божественная и человеческая, а также о том, как они соединились. Доводы, противоречащие друг другу, запутанные фразы, из которых она, как ни старалась, не могла извлечь суть. Монастырь с царящей в нем тишиной, которая была скорее гнетущей, чем приносящей спокойствие и умиротворение. Службы  Долгие размышления, неизменно приводящие в тупик, неясное внутреннее беспокойство, сомнения в правильности выбранного пути, интуитивное осознание того, что есть что-то важное, чего она не знает, но должна, обязательно должна узнать.

Книга, изменившая ее жизнь. Стена непонимания и неприязни, вставшая перед ней, ощущение того, что весь мир ополчился против нее и друзья стали врагами. Внезапно пришедшее понимание того, что впереди — долгая борьба. Отчаянное желание защитить, закрыть от любых жизненных ветров этот маленький огонек, что зажегся в ее груди.

Долгая череда дней и ночей, наполненных слезами, незаслуженными обвинениями, колкими, ранящими словами, насмешками, откровенной враждебностью. Попытки вернуть ее в тот темный туннель, из которого она только что вышла, наконец, к свету Истины. Проклятия, оскорбления, упреки, злословие. Долгие, изнуряющие, ни к чему не приводящие беседы со священниками. Угрозы, прельщения, побои.

Азербайджанка-мусульманка, с которой она познакомилась случайно, и которая, выслушав ее историю, предложила ей поехать в Москву учиться, какое-то время пожить у ее родственников. Приезд в Москву. Новый мир — незнакомый, чужой, холодный, пугающий, совсем не ее. Первый приход в мечеть. Одиноко стоящий у закрытого киоска незнакомец, к которому она, в конце концов, все-таки решилась подойти, чтобы спросить, где женский вход. Его слова об Исламе и короткие, скупые рассказы о родной Чечне — словно он боялся наскучить ей. Свет имана в его немного печальных карих глазах, который она заметила в первые же мгновения. Это прикосновение, которое заставило ее броситься прочь, не помня себя, и больше не ходить в эту мечеть, чтобы не встретиться с ним.

Она снова посмотрела на экран, потом прикрыла глаза.
«Адлан!» — ломая все печати и сбрасывая все оковы, в отчаянном порыве крикнуло ее сердце.

Силы вмиг покинули ее. По щекам потекли слезы.

Когда она оказалась в этом совершенно чужом для нее и пугающем мире, эта встреча стала словно лучиком света в окружавшем ее холодном мраке. Он показался ей надежной опорой в этом мире, где дуют ураганные ветра. Лелея в своем сердце огонек имана, она увидела, что в его сердце горит такой же огонек. И эти два огонька, соединившись воедино, согрели их обоих. Она уже знала тогда, что Ислам — это ее путь, и ей хотелось, чтобы этот прекрасный мир — мир истинной веры — поскорее открылся перед нею. И этот молодой чеченец с задумчивым взглядом стал тем, кто ввел ее в этот мир. Его слова укрепили ее иман, обогатили ее знания. По книгам, которые он приносил ей, она узнала Ислам и увидела, насколько он прекрасен и велик.

Сколько раз она обращалась к Аллаху с мольбой о том, чтобы Он одарил этого человека благом в Обоих мирах, простил ему его грехи и ввел его в Рай, где внизу текут реки…

За эти пять лет много чего произошло. Она окончила медицинское училище, потом устроилась работать медсестрой в детскую больницу. Жила она в однокомнатной квартире, которую почти за бесценок сдавала ей родственница той азербайджанки, с которой она познакомилась в Армении. У нее появились подруги, которые так же, как и она, носили хиджаб, несмотря на милицию, недоброжелательно настроенных людей и оскорбления, которые нередко неслись им вслед, когда они шли по улице.

Много воды утекло с тех пор, но она так и не смогла его забыть. Да она и не хотела этого. Как можно забыть того, кто утвердил тебя на пути Истины и поддержал в тот момент, когда, казалось, все отвернулись от тебя и оставили тебя одну?..

Она выучила чеченский, она знала о Чечне, наверное, больше, чем о родной Армении. Эта земля, которую она никогда не видела, стала для нее родной  Она хотела знать язык, на котором говорил этот удивительный человек, оставивший столь яркий след в ее душе, ей хотелось знать все о его родине.

Все эти годы она почти не ходила в мечеть, чтобы не встретиться с ним. Она прочитала истихару, и потому была уверена, что так лучше. Но делала она это лишь потому, что не хотела ни для кого быть искушением, и не желала, чтобы из-за нее этот грех был совершен снова, а вовсе не из-за того, что не хотела видеть его.

Она протянула дрожащую руку и взяла лежащий на столе возле компьютера маленький Коран в потертом кожаном футляре. Это был подарок Адлана. Он принес ей его, когда она сказала, что у нее нет Корана.

Она поднесла его к губам и осторожно поцеловала, а потом прижала к груди. Ей показалось, что он излучает тепло, согревая ее похолодевшее отчего-то сердце.

Она не знала, сколько сидела так. В какой-то миг она вдруг словно очнулась. Стряхнув с себя накатившую было слабость, она пододвинула к себе клавиатуру и начала печатать:

«Со мной несколько лет назад случилась такая же история. Но я простила этого человека. Потому что я знаю — у него не было дурных намерений. Я поняла, что это была лишь минутная слабость. Иногда поддаются наущениям Шайтана даже самые сильные мусульмане. Но Аллах — Прощающий, Милосердный. Я больше не видела этого человека. Но я часто прошу у Аллаха счастья, крепкого имана и Рая для него».

Она нажала «отправить».

***
Он сидел перед включенным компьютером, прикрыв глаза и думая о своем. На душе у него отчего-то стало легко — словно он сделал то, что давно должен был сделать. Открыв глаза, он увидел, что под его сообщением появилось еще одно — ответ. Первым делом он посмотрел, от кого оно. Это была давняя участница форума. Ему всегда нравились ее сообщения. По ним он без труда понял, что их автор — настоящая мусульманка, любящая и понимающая свою религию. Он всегда считал ее чеченкой.

В ее сообщениях нередко встречались фразы на чеченском, к же «Ник» у нее был «Дог» — «сердце» по-чеченски, а на картинке было изображено бьющееся сердце с арабской надписью «Аллах». Прочитав сообщение, он понял секрет этого «Ника». С губ его сорвалось чуть слышное «Ля иляха илляЛлах». Анаит  «Сердце».

Откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, она ждала. Сердце в ее груди стучало так, что удары его отдавались, казалось, во всем теле.

В «личку» свалилось сообщение. Она долго не могла заставить себя посмотреть на экран. Тело, сделавшееся вдруг словно ватным, отказывалось слушаться ее. Наконец она посмотрела на сообщение.

Всего два слова: «Где ты?»… Ни саляма, ни упоминания ее имени, ни подписи.
Она протянула подрагивающие пальцы к клавиатуре и набрала — тоже два слова: «В Москве». Тоже без саляма и без подписи.

Тут же пришел ответ: «Через час у мечети».

Она встала, выключила компьютер, чувствуя, как от волнения ее бросает то в жар, то в холод. Она накинула на голову платок, быстро застегнула его и прочитала истихару. Буря в душе постепенно стихала.

Она быстро оделась — тот самый, любимый, бежевый костюм и золотистый платок, — и вышла из дома.

Когда она подошла, уже стемнело. Как раз прозвучал азан на магриб. Она зашла в мечеть и прочитала там намаз.

Она заметила его издалека. Он стоял у закрытого киоска, одетый в светлую рубашку и брюки. Запавшие щеки покрывала черная щетина. Почти не изменился.

Она остановилась напротив него. Он улыбнулся до боли знакомой, так и не забытой за эти долгие пять лет, спокойной улыбкой и внимательно посмотрел на нее своими немного грустными карими глазами.

— Салям алейкум
— Ва алейкум ас-салям  — ответила она, почувствовав, что голос у нее срывается.

Сердце билось в ее груди раненой птицей, со всей силы ударяясь о грудную клетку. Она почувствовала, как внутри у нее что-то дрогнуло. Она закрыла лицо руками, и по щекам ее потекли слезы. Хрупкие плечи задрожали.

Адлан с улыбкой смотрел на нее. Все та же стройная газель с огромными темно-карими глазами.

— Пойдем  — тихо сказал он.

Она покорно последовала за ним. Они сели на лавочку и долго разговаривали. Она рассказала ему о том, как провела эти годы, он рассказал ей свою историю. Ей было так спокойно сидеть здесь, недалеко от него. Мимо проходили люди, но она не замечала их.

— Ладно, — помолчав немного, сказал он. — Пойдем, пока мечеть не закрылась.

Она опустила взгляд и улыбнулась, чувствуя, как вспыхнули щеки.

Имам невольно улыбнулся, глядя им вслед: «Какая красивая пара».

Они вышли из мечети, держась за руки, после того, как был завершен обряд, соединивший, наконец, два сердца, которые бились, повторяя: «Ля иляха илляЛлах».