Рассказ

Рассказ: "Монахиня и пастух"

Автор Аиша Рамаданова

Опубликовано 17.07.2013

«Бесконечное небо, что гонит облака. Яркое солнце, что лучами играет. Свежий воздух, что местные жители с любовью вдыхают. Прекрасная природа, что глаза восхищает. Красивые храмы, что веру людей отражают и люди, что с любовью к Богу на этих землях проживают».

На не большом камне, упираясь руками на согнутую палку, сидел старик. Увидев, что к нему бежал молодой парень, босиком шагая по траве, дед улыбнулся и помахал ему. Добежав до старика, молодой пастух улыбнулся ему и обняв за плечи, закричал:
— Гамарджобат Тамази бабуа!
— Гагимарджос Алико! — с улыбкой поздоровался старик, прижав и хлопая по спине парня.
— Идите дедушка, идите. Я послежу за овцами и загоню их в овчарню.
— Эээ… — вздохнул дедушка. — Мне бы твои годы, Алико. Молодой, сильный и на вид — красавец.
— Ну что Вы дедушка? Это мне нужно молиться, чтобы к Вашим годам подходя, я такой же мудрый стал.
— Бог любит тебя, Алико, ты главное люби Его так же.

Похлопав парня по плечу, старик, опираясь на дубовую трость, медленно направился по склону вниз. Сев на камень, Алико схватил длинную палку, лежащую рядом на траве и начал чистить её. Очищая не нужные листочки и веточки, парень выдёргивал их и краем глаза поглядывал за овцами. Издали раздался крик прохожего:
— Алико! Алико!

Обернувшись и медленно поднимаясь с места, Алико увидел своего друга и соседа, Дато.
— Гамарджоба, чемо дзмао (брат мой), — сказал Алико, протягивая к другу руку.
— Гагимарджос, родной. Опять Тамазу помогаешь? — с улыбкой спросил Дато.
— Пусть облысеют горы на Кавказе, если дети позабудут об отцах.
— Уверен не скоро это будет, смотри, как Грузия цветёт.
— Очень хочу в это верить. Ты тоже вашу отару привёл?
— Да. Брат не может, он в город уехал, а меня попросил за овцами следить.

Беседуя, пастухи ещё долго бродили по полю, пока время загонять отару не пришло. Спускаясь по склону и гоняя овец, парни мимо домов знакомых проходили. Друзей встречали, с каждым здороваясь, руки им пожимали. А когда горянок красивых и стройных замечали, свои взгляды пастухи в сторону убирали. Наконец-то загнав всё стадо в овчарню, Алико захлопнул двери и, попрощавшись с другом, который пошёл со скотом своим дальше, зашёл домой к Тамазу. Дедушка сидел во дворе и играл в нарды с соседскими стариками, что-то громко выкрикивая и, со всей силы, ударяя шашкой по доске. В маленьком прохладном домике возле входа в коридор стоял клетчатый диван. На диване сидел внук дедушки, Ика. Ике девятнадцать лет, рост высокий, худощавый. На деда похож, но моложе. Алико в свои двадцать три года был ниже ростом и шире в плечах. Настоящий Грузин. Гордый, красивый и многими девушками любимый. Но не так красит внешность кавказца, как его поступки и слова. Алико на поступки смел, а на слова богат.

Уважали все его в селе и каждый в своём доме ему рад. Увидев у входа Алико, Ика подпрыгнул с дивана и, подбежав к другу, крепко пожал ему руку.
— Да наградит Бог тебя и твою мать, Алико. Ты сейчас очень помогаешь моему дедушке.
— Не благодари. Я уверен ты бы так же моей матери помогал. В город ездил? Получается работать? – спрашивал друга Алико, прислонившись плечом к прохладной, каменной, стене.
— Получается, но далеко, тяжело мне.
— Ничего. Ты за скот ваш не думай, я пока свободен домашнюю работу быстро делаю с утра, а днём уже к дедушке бегу.
— Наша семья благодарна тебе. Проходи, поешь у нас.
— Спасибо, брат мой, но мама меня заждалась. Пойду я уже.
— Только потому, что ты старше меня я промолчу, но пообещай, что завтра поешь у нас и потом уйдёшь.

В этот момент занавес, которая заменяла дверь между коридором и гостиной, украшенная разноцветными цветами, кто-то отдёрнул. Обернувшись, Ика и Алико увидели маленькую девочку. Это была Лала, родная и младшая сестра Ики. Белокожая красавица с миндалевидными глазами цвета оливки с русыми и длинными косичками, укуталась в шторке и смотрела на парней.

— Она весь день дедушке уши прожужжала, спрашивала: «- А когда Алико придёт? А скоро Алико будет?» — говорил Ика и засмеялся, посмотрев на сестру.
— Подойди Лала, дай обниму тебя, — сказал Алико, слегка присев на корточки и протянув свои руки к девочке.
Но Лала застенчиво улыбнулась и, откинув от себя штору, убежала.
— Застеснялась, — с улыбкой сказал Ика.
— Ничего, маленькая ещё. Ну, доброго вечера вам.
— И тебе тоже, маме привет и поклон от нас.
— Обязательно, брат мой, обязательно.

Не успев выйти, у порога встала женщина с огромным тазиком в руках. Мама Ики улыбнулась Алико и, схватим пару яблок одной рукой, протянула их парню.
— Держи, Алико, сладкие при сладкие.
— Ай, спасибо Вам, тётя Хату.

Протянув ладони к тёте, Алико ждал, пока Хатуна отдаст ему пару яблок, но женщина мигом накидала ещё и ещё, опустошив пол тазика. Даже не дожидаясь пока Алико отложит их обратно, тётя выпроводила его с яблоками во двор. Попрощавшись с женщиной, а так же с Икой и всеми дедушками, сидящими во дворе, Алико направился домой. Прижимая к груди фрукты, он спешил к себе домой, всё быстрее спускаясь по склону вниз. Постоянно слыша выкрики людей из разных дворов, которые поднимали руку вверх и, выкрикивая его имя, здоровались с ним и махали ему, он старался кивать им и здороваться в ответ. Пастуху совсем чуть-чуть оставалось дойти до родного дома, но Алико увидел девушку. Девушку, за которой он давно следил. Девушку, которую он давно любил. Наблюдая, как красавица Тамар собирала пастельное бельё с ниток и укладывала аккуратно их в синий таз, Алико прижал яблоки покрепче к животу и подошёл к девушке.

Тамар так внимательно и усердно снимала бельё, что даже не заметила, что за её спиной кто-то стоит. Алико смотрел на её тонкие и длинные руки похожие на спички, на узкую талию, которую Алико мог бы пальцами одной руки обхватить. В такую жаркую погоду на девушке надета черная кофта, полностью закрывавшая её руки и шею. Длинная и чёрная юбка в пол, скрывающая очертания её длинных ног. Волосы свои она так же скрывала под чёрной косынкой. Всё чем мог любоваться Алико — это только её бледная кожа, похожая на мрамор и её глаза, цвета темно-синего моря. Рассматривая худенькую и высокую девушку, Алико резко раздвинул руки в стороны и яблоки с грохотом рассыпались по земле. Девушка тут же обернулась. Увидев Алико, который присел на корточки и собирал фрукты, Тамар подошла к не у и, нагнувшись, стала помогать.
— Гамарджоба, ты как тут оказался? — спросила девушка, не смотря на парня.
— Мимо шёл, споткнулся и сижу с тобой. Как твои дела? Как родные твои? — продолжил разговор Алико и поднялся с места, прижав к себе фрукты.

Тамар так же встала и, насыпав собранные яблоки к Алико в руки, ответила ему:
— Спасибо, хорошо и мне и семье моей. Бог помогает нам.
— Ты всё так же ходишь в храм? — спросил Алико, наблюдая, как девушка взяла в руки таз и, направившись к ниткам, продолжила собирать бельё.
— Не спрашивай про храм и веру. Я оттуда уже не уйду. Я выбрала свой путь.
— Тамар, служить Богу и при муже можно и…
— Алико, — резко прервала девушка, — я свой путь выбрала и пойду по нему дальше. Ты тоже ступай, не стоит лишние глаза привлекать.
— Глупость ты совершаешь. Я всё для тебя сделаю. И мужем хорошим стану и отцом достойным. В церковь тоже всегда ходить будем, но позволь…
И снова прервав его, Тамар сказала:
— Уходи, Алико, люди увидят.

Недовольно посмотрев на девушку, которая ни разу не взглянула на лицо парня, Алико развернулся и ушёл. Дойдя до маленького домика, возле входа которого стояла скамейка, а на ней сидела мать Алико и несколько соседских женщин, пастух кивнул им и зашёл домой. Увидев сына, женщина поднялась с места и забежала за ним. Алико вошёл на кухню и высыпал яблоки в раковину.
— Садись сынок, столько всего тебе приготовила, — сказала женщина, быстро накрывая на стол.
— Мама, любимая, родная, дорогая, — говорил Алико, крепко обняв мать со спины.
— Ох, ну ладно тебе ра-а-а, умойся и садись. Как там семья Тамаза? Они яблоки дали?
— Они мама, они, — выкрикнул Алико, направляясь в душевую, чтобы помыть руки.
— Не люблю, когда нам что-то дают, как в долгах себя ощущаю. Ладно, завтра утром пригласи его дочь к нам. Как раз стол накрою, кофе попьём.
— Мам…
— Да сынок.
— Я Тамар видел сегодня.

Тихонько поставив тарелку с тёплым пури на стол, женщина замолчала. Алико зашёл на кухню и сел за стол, взяв в руки хлеб.
— И что? — поинтересовалась мать.
— Ничего. Она лучше Бога любить будет, чем меня.
— Не говори так, сын мой, Бога и мы любим. Я люблю Его, но и тебя люблю и отца твоего покойного.
— А сердце Тамар только одного любить способно и этот один не я… — недовольно сказал Алико и схватил стакан с компотом.
— Алико, родной, сколько женщин хотят твоими жёнами стать? Все матери собираются у меня и не знают, как лучше своих дочерей мне описать. Ты такой жених у меня, такой мужчина, ну почему именно монахиню ты полюбил?
— Я в силах вспахать поле, я способен быка в ручную убить, но нет у меня той силы воли, чтобы заставить своё сердца её разлюбить.
— Оф, годы бегут у детей, а нервы уходят у матерей. Ну что мне сделать? Что? Скажи. Я как мать и сердце выну, если тебе это счастья даст, но не хочет эта девчонка замуж за тебя.
— Не переживай мама, я добьюсь её и пусть даже она монахиня, меня это не остановит.

Наутро, быстренько перекусив, Алико бежит в огород помогать матери. Женщина улыбается целующему её щёки сыну и говорит:
— Иди Тамазу помоги, его внук наверно уехал уже.
— Сначала в нашем хозяйстве разберусь и…
— Не надо, сегодня важных дел нет, а я за зеленью пойду.
— Ну, хорошо, мама — сказал Алико, крепко поцеловав свою маму в щёку.

Выйдя во двор, Алико быстро побежал по тропинке наверх. Мимо шёл парень со стадом овец. Увидев его, Алико улыбнулся и, помахав ему, крикнул:
— Гамарджоба, Дато!
— Гагимарджос, Алико. С утра к дедушке бежишь?
— Бегу, а что делать. Ты что так зарос? Бороду брить надо.
— Ни всем Бог такую красивую бороду как у тебя даровал, Алико.
— Ну-у-у, ты не злись. Если посадил растение, то ухаживай за ним, если отращиваешь бороду, то за ним уход так же соблюдай.
— Хорошо-хорошо. Поливать буду.
— Ха-ха. До вечера, Дато.
— Удачи. Ике привет.
— Обязательно, — выкрикнул парень и побежал дальше.

По дороге Алико увидел идущих монахов. Мужчины, одетые во всё чёрное, что-то радостно обсуждали и направлялись к церкви. Алико остановился и внимательно следил за ними. Священнослужители прошли немного в сторону и из-за угла вышли женщины, которые направлялись вслед за мужчинами. Среди нескольких монахинь Алико тут же узнал тонкий и строй силуэт Тамар. Наблюдая за хрупкой красавицей, пастух тяжело вздохнул и, погладив свою щетину, направился вперёд.
Дойдя до дома дедушки Тамаза, Алико вошёл и, стоя на входе, постучал по распахнутой, деревянной, двери.
— Тётя Хатуна? Тётя Хату, Вы дома? – выкрикивая, спрашивал Алико, вытягивая шею вперёд в сторону гостиной.

Штора резко отдёрнулась, и Алико увидел маленькую красавицу Лалу. Погладив юбку своего пастельно-красного сарафана, ушитого белыми рюшками, девочка схватилась за свою косичку и, улыбнувшись, посмотрела на Алико.
— Ай, красавица девочка. Как выросла, как похорошела. А кто дома?
— Никого нет, — тихим и спокойным голосом ответила Лала.
— А дедушка уже на поле?
— Не знаю.
— Ну, хорошо… Я тогда пойду, посмотрю где он.
— Подожди! — резко выкрикнула девочка.

Не успев выйти, Алико обернулся и посмотрел на Лалу. Девочка опустила взгляд и, не переставая улыбаться, пошла в комнату, позвав Алико рукой. Сняв обувь в коридоре, парень направился за ней. Зайдя в гостиную, Алико увидел не большой, квадратный, стол с белой скатертью расшитой узорами. На столе стояли тарелки с овощами, сыром и двумя стаканами для чая. Запах печёного теста окутал комнату. Посмотрев на аппетитный стол, Алико спросил Лалу:
— Вы кого-то ждёте?
— Дедушка велел, чтобы ты поел, а потом к нему шёл.
— Как же так…?
— Вот так. Садись, Алико, садись.
— Ну, если Тамаз так велел, то я слишком молод, чтобы оспорить его просьбу.

Сев за стол, на мягкий диван, Алико улыбнулся и взял в руки тёплый хачапури. Лала тут же налила из чайничка чай, себе и гостю.
— Вкусно?
— Очень. У мамы вашей, руки на вес золота.
— Это я делала.
— Вот как? – удивился Алико. — Что же… Я только могу гордиться такой девочкой. Очень вкусно, Лала.
— Спасибо. Хочешь, компот принесу? Тоже я варила.
— Какая ты молодец, Лала. Я и поесть бы рад, но мне идти надо.

Девочка злобно посмотрела на Алико. У её бровей не было изгибов, они прямые и с наклоном вниз, как два копья смотрели на уголки её глаз. А сами глаза внимательно и недовольно смотрели на, мило улыбающегося, Алико. Понимая, что пастух расстроил девочку, он встал с места и, подойдя к ней, сказал:
— Хочешь, со мной на поле пойдём?
— Конечно хочу! — радостно закричала Лала и встала с места, чтобы собрать со стола.

Алико улыбнулся ей и, выйдя в коридор, надел шлёпки.
— Гамарджоба, Алико, — выкрикнул, проходящий мимо мужчина со стогом сена на плечах.
Увидев это, Алико тут же выбежал во двор и, схватив у мужчины стог, набросил его на свои плечи.
— Гагимарджос, Вано. К конюшне твоей отнести?
— Что ты за парень такой, Алико? Неси к конюшне, неси.
— Хорошо.

Идя вместе со знакомым Вано, мужчины дошли до конюшни. Сбросив с плеч сено, Алико выпрямился, разминая руки.
— Спасибо, родной. Заходи, поешь у нас, отдохнёшь.
— Нет-нет дядя. Дела ещё у меня.
— Не понимаю.… У тебя же отпуск, гуляй, отдыхай, что ты всё по лугам да фермам бегаешь…
— В гробу успею отдохнуть дядя, после смерти успею, — улыбнувшись, сказал Алико и, выбегая из конюшни, помчался к дому Тамаза. У входа в дом, на скамейке, сидела Лала. Скрестив руки до самого подбородка и надув щёки, девочка что-то бормотала себе под нос.

Увидев злую Лалу, Алико тихонько подбежал к ней и, ущипнув за щеку, спросил:

— Что как шар надулась?
— Ох, как смешно, х-о-о? Почему убежал?
— Дядю Вано встретил, нужно было помочь ему.
— Какой добрый, всем успеешь помочь, — недовольно сказала Лала и отвернулась.

Алико засмеялся и, резко схватив девочку на руки, со всей скорости побежал вперёд. Испуганная, но и в тоже время счастливая Лала обняла Алико за шею, как можно крепче держась за него. Весёлый Алико даже под ноги не смотрел. Бежал быстро заставляя прохожих отпрыгивать в стороны. Прекрасный горный ветер раздувал русые косы юной Лалы. Девочка смеялась и прижималась всё сильнее к широкой груди пастуха. Наконец-то выбежав на поле, где паслось много овец и коров, Алико только увеличил скорость и помчался мимо животных.

— Ха-ха, остановись, Алико! Упадём! — выкрикивала Лала.
— Если я взял девушку на руки, то донесу её, хоть до самого солнца.
— Овец распугаешь!
— Переживут.

Наконец-то остановившись, Алико крепко схватил Лалу за талию и начал кружить её на руках. Расправив руки в стороны, девочка смеялась и наслаждалась видом прекрасного неба. Горный ветер придавал ощущение свободы и лёгкости.
— Эй! Алико! Что вы делаете? — подбежал и выкрикнул Дато.
Аккуратно опустив девочку, Алико подошёл к другу и выхватил у него трость.
— Тамаза не видел?
— Нет. Трость отдай.
— Догонишь, отдам.
— Алико, не смешно.
— Я и не шучу. Догоняй.

Ударив друга по плечу, Алико с тростью убежал вперёд. Дато засмеялся и погнался за ним. Лала долго не думая тоже побежала вслед за ребятами. Бегая по полю и расталкивая овец, ребята смеялись и догоняли друг друга. Мычание коров раздалось по всему лугу. Алико спустился по склону вниз, где мчалась кристально чистая река. Пробегая вдоль реки, словно стараясь обогнать быстрое течение, Алико увидел трёх девушек, которые набирали там ведёрки с водой. Резко затормозив ногами по земле, Алико остановился и улыбнулся испугавшимся девушкам. Не успев остановиться, бежавший сзади Дато ударился в спину Алико и парни упали в воду, с верху упала на них и Лала. Три стройные горянка засмеялись и, схватив полупустые ведёрки, со смехом убежали прочь.
— Эх, Алико-Алико. Такой улов испортил, — сказал Дато, выбираясь из реки на сушу.
— Если бы ты всем телом не рухнул на меня, то вполне могли бы обеспечить твой скорый брак.

Парни вышли из воды и направились к своему скоту. Лала молча шла за ними и слушала о чём говорили ребята, выжимая края своего сарафана.
— Почему сразу моего брака? А как же ты? Взрослый уже, — говорил Дато, выдернув из рук друга деревянную трость.
— Ты же знаешь… Я уже выбрал себе жену.
— Ты про Тамар? – вздохнув, спросил Дато.
— Она же монашка! — резко выкрикнула Лала.

Парни обернулись к девочке. Алико улыбнулся ей и, взяв за руку её, сказал:
— Я изменю её выбор. В конце концов, Бог велел продолжать род человеческий и размножаться. Я это всё покажу Тамар в Библии.
— Это бесполезно, брат мой, — сказал Дато и замер.
Впереди ребят, на большом камне сидел дедушка. Он смотрел на мальчишек и недовольно погладил свою бороду. Опустив головы, мальчики и внучка с виноватым видом, подошли к старику.
— Эээ, кто ради забавы работу оставит, того завтра в нищете хлеб плакать заставит, — сказал Тамаз и замолчал.

— Простите дедушка…
— Бог простит.
Усевшись на траву и смотря, как овцы и чьи-то коровы обрезали зубами зелень и медленно жевали её, Алико облокотился спиной на спину Дато. Парни сидели молча и слушали шёпот ветра и звуки скота. Лала ходила вокруг животных и, отрывая траву, кормила их.
— Ау-у-ффф! Какой аромат тут, ммм, — сказал Алико.
— Хорошо пахнет, хо? Это запах родины, люби свою родину, пастух!
— Люблю и наслаждаюсь. Особенно заводит аромат, исходящий от вон той коровы, — сказал Алико, указав пальцем на испачканное животное.
— Ты посмотри, с каким серьёзным лицом Тамаз сидит. Ему точно нравится, — засмеялся в голос Дато.
— А ну…
— Что?
— Цс! — Алико поднялся с места и толкнул в плечо Дато. — Слышишь?
— Что? — спросил Дато и, замолчав, стал прислушиваться.

Издали были слышны удары. Бой барабана стал сильнее, за ним и дудочка слышна и аккордеон с натяжным звуком, за которым и зурна пошла.
— Музыка играет? Вай, Алико. Там танцуют что ли? Я тоже хочу.
— А Тамаз?
— Не знаю, не отпустит.

Чуть дальше сидящий на камне дедушка заметил, что парни о чём-то говорят. Махнул им рукой и позвал их. Алико и Дато внимательно смотрели на Тамаза и, молча, ждали, что же он скажет.
— Не было у нас ещё в селе такого, чтобы юные грузины сидели спокойно, когда во всю бил барабан. Так и вы не сидите, бегите туда.
— А как же…
— Идите, я тут, я слежу.
— Мадлоба Тамази бабуа! — крикнули ребята и побежали по склону вниз, расталкивая овец.

Дедушка засмеялся и, махнув головой, дал понять своей внучке Лале, чтобы она за мальчишками пошла. Девочка кивнула деду и, выкрикивая имена Алико и Дато, бежала за ними.

На открытом поле, чуть дальше от жилых домов, на лежащих брёвнах сидели музыканты. Взрослые и дети с удовольствием играли для собравшейся вокруг толпы. Мужчины женщин приглашали и вокруг них в пляс пускались. Кто хлопал, кто стеснялся, а кто как сумасшедший в танец рвался. Но при всей энергии танца, мужчины к женщинам спокойно подходили и кивком головы их в танец приглашали. Наконец-то добежав до весёлой толпы, Алико и Дато протиснулись между ребятами и внимательно смотрели на девушек, которые стояли напротив и скромно хлопали.

— Тамари нет? Не видишь её? — спросил Алико, рассматривая ряд красивых девушек.
— Нет. Её не будет во время таких танцев.
Люди смеялись и хлопали громче. Молодые всё старательнее проявляли себя в искусстве национального танца.
— Дато! А ну смотри, кто стоит?! — выкрикнул Алико, указав взглядом на девушку в чёрно-красном платье.
— Вай мэ-э-э, Алико, это же Теона. Какая красивая…
— Не тормози, иди, пригласи её!
— Нет-нет. Я стесняюсь.
— Иди я тебе говорю. Лев добычу ловит сразу, а то шакалы уведут. Иди.

Дато с каким-то смущением смотрел в сторону, где стояли молодые девушки. В это момент кто-то из стоящих сзади мужчин толкнул Алико в спину. Громко засмеявшись при виде пастуха в центре круга, все стали сильнее хлопать, поддерживая друга и соседа в танце. Не растерявшись, Алико широко расправил руки в стороны и, округлив свою грудь как можно сильнее, гордым и быстрым шагом пошёл мимо ряда девушек. Женщины из толпы вытягивали головы, пытаясь увидеть, кого же пригласит на танец Алико. Его мать так же находилась в толпе, сидя на скамейке с другими женщинами она с интересом ждала, кого же выберет её сын. Подобно орлу, распахнувшему свои крылья, юноша мчался мимо красавиц, внимательно рассматривая опущенные взгляды горянок. Словно пролетев мимо девушек, Алико подошёл к маленькой Лале и, склонив перед ней голову, моргнул ей глазом. Толпа людей рассмеялась. Девушки, не подавая виду своему разочарованию, улыбались и хлопали маленькой Лале. Девочка поднялась как можно выше на носочки и подобно лебедю поплыла по земле, восхищая людей грацией своих рук и тела.
— Ай, Алико-Алико… — недовольно сказала его мама, покачав головой.

Рядом сидящая бабушка-соседка, стукнула женщину по колену и прошептала:

— Правильно сделал. Это с наружи девушки — лебеди, а мужчины — орлы, а в душе наоборот. Мужчины добры, а женщины заклюют.
— Ха-ха, да ну ладно Вам, — улыбнулась мама.

Покружившись с Лалой в танце и проводив красивыми движениями девочку на своё место, Алико поклонился зрителям и, подойдя к Дато, вытянул руку вперёд, словно вызывая парня на сцену. Растерянный Дато качал головой, показывая, что не хочет идти. Алико улыбнулся и, схватив друга за локоть, побежал с ним вдоль хлопающих людей. Отпустив руку Дато в центре круга, Алико отбежал на своё место и начал хлопать другу. Резко улыбнувшись во все тридцать два зуба, Дато закричал и начал танцевать, делая резкие движения ногами и руками. Мужчины поддерживали его громки выкриками.

Расправив руки в стороны, Дато собрался духом и подошёл к красавице Теоне. Рядом стоящие девушки слегка подвинулись, уступив дорогу горянке. Выпрямив руки и медленно поднимая их, девушка словно убегала от юноши. Две косички спереди и две сзади во время поворотов в танце, так же красиво вращались, как и её длинная, красная, юбка. Неожиданно из толпы вышел ещё один парень. Вмешавшись в танец, он тоже начал танцевать с Теоной. На какую-то секунду Дато растерянно замер, но после начал танцевать возле парня, мешая ему подойти к девушке. Было видно, что мужчины уже не замечали Теону и танцевали друг с другом. Наконец-то встав, очень близко друг возле друга, Дато остановился и подошёл к Зурабу. Пристально и недовольно смотря друг на друга, во взгляде парней проскочила явная агрессия. Быстро подбежав к мужчинам, Теона встала между ними и сказала:
— Спасибо вам за танец.

Кивнув двум, очень разъяренным джигитам, девушка направилась на своё место. Дато и его сосед Зураб, прижав ладони правой руки к груди, поклонились девушке и направились к толпе. Подойдя к Алико, Дато отодвинул его в сторону и пошёл дальше, расталкивая людей и внимательно следя за Зурабом, который, не убирая от соседа взгляд, двигался в том же направлении.
— Стой, Дато. Стой говорю, — выкрикивал Алико, пытаясь оттянуть друга.

Но Дато молча, шёл вперёд, не отрывая взгляд от Зураба. Наконец-то выйдя из круга веселящихся людей, Зураб и Дато направились в сторону леса. За Зурабом шли ещё двое молодых парней, а Алико, молча, шёл за Дато. Зайдя за деревья, ближе к шумной реке и дальше от шумной толпы, парни остановились.
— Что за вызов? — недовольно выкрикнул Дато.
— Теона моя, а значит и танцую с ней только я.
— Если она твоя, то не вышла бы со мной.
— Ошиблась, — сказал Зураб и с улыбкой посмотрел на злого Дато.
— Бейся значит.
— Без проблем.

Дато разогнался и, схватив Зураба под плечи, поднял его над землёй и опрокинул назад. Парни начали драться, ударяя друг друга кулаками, то по рёбрам, то в печень. Алико и двое других парней, наблюдали, чтобы ребята дрались честно и не нанесли себе лишних травм. Несколько минут парни упорно бились, не уступая друг другу, но Дато умудрился зажать в локте шею Зураба и душить его. Заметив, что парень задыхается, Алико подбежал к ним и разнял их.
— Всё-всё, расходитесь.

Отдышавшись и отряхивая одежду от маленьких листиков и палочек, Дато сказал:
— Моя она. Хочешь сто раз дерись со мной, все сто боёв принимаю.
— Одним боями девушку не добьешься, — говорил, слегка похрипывая, Зураб. — Ещё посмотри, кто в свой дом её заберёт.
Недовольные ребята ушли, а Алико и Дато, выйдя из леса, направились на луг.
— Ты видел? Как унизил меня перед всеми, — со злостью, говорил Дато.
— Не унизил. Она свободная девушка, добиваться её может каждый.
— Тот, кто женщину добивается тем, что унижает своего соперника, он на сто процентов теряет её уважение к себе. Горянку добиться может только орел, но не шакал.
— Не дерись с ним больше и не конфликтуй, — сказал Алико, обняв друга за плечи.

Вечер. Все разошлись по своим домам. Алико был в лесу и, держась за ветку дерева, отжимался. Кого-то леса пугаю, а в Грузии они восхищают. Зелень, воздух, живность, всё чудесно. Даже говорят: « Цветы в Грузии, ангелы сажали ».
Вдоволь натренировавшись, Алико закинул свою футболку на плечо и, подойдя к речке, омыл себе лицо. Холодная вода освежила уставшего спортсмена и, вытерев майкой себя, Алико направился домой. Но шёл он не к себе, а к Тамар. Подойдя к широко распахнутым окнам любимой девушки, Алико запрыгнул и сел на подоконник.

На звук шума к окну подошла Тамар. Увидев Алико, да ещё и без рубашки, Тамар, зажав ладонями лицо, побежала к комоду с вещами.
— Ты от моей красоты так растерялась? — спросил Алико.
— Вай! Вай, Алико! Что ты делаешь? Ой! Моя голова! — закричала девушка, схватившись за голову, понимая, что стоит без косынки перед мужчиной.
— Ай, Тамари, как теперь быть? Ай, накажет Бог тебя. Но я помогу тебе, я возьму тебя в жёны, — довольно говорил Алико, скрестив руки за головой.
— Шути, смейся! — возмущённо сказала Тамар, быстро схватив со столика платок и завязывая на голову. — Майку одел бы! Сел на моём окне, волосатыми грудями хвастаешься.
— Любишь волосатых?
— Алико! Сейчас же слез!
— Хорошо-хорошо, — сказал Алико, спрыгнув с подоконника и надев майку.
— Ну, так что? Грех свой искупать будешь?
— Я не грешна, это ты о своих грехах думай, — высказала Тамар и захлопнула окно.
— Мой грех — это ты! Слышишь? Сидишь как птица в моих рёбрах, клюёшь моё сердце изнутри! Сама не улетаешь оттуда и мне жить не даёшь! — кричал Алико, внимательно смотря на окно любимой. — Если не любишь, не билась бы твоя пташка в моей груди, но она там.

Окно приоткрылось и, выглянув из него, Тамар сказала:
— Хочешь, чтобы улетела? Так раскрой ей клетку.
— Мне рёбра сломать?
— Нет…
— А что сделать? Ты — моя птица. Твоя вода — моя кровь, твоя еда — сердце моё, твоя жизнь — любовь моя. Ешь, пей и живи. Живи во мне. Твой я, Тамар, а ты моя! Улетишь, когда я с разбитыми рёбрами буду.

Девушка внимательно смотрела на Алико и, ничего не ответив, тихонько закрыла окно. Пастух постоял пару минут под её окнами, раздумывая над своими словами.
— Вай мэ-э, что ты делаешь с ушами женщин, ай, Алико?! — засмеявшись, выкрикнул Дато.
— О, а ты откуда тут?
— У Ики был, лошадей его смотрел.
— Подслушивала меня?
— Ну что ты… Как я мог…
— Засранец.
— Ха-ха-ха, не злись, я больше так не буду.
— Ладно, пойду к Ике загляну, тоже на коней его посмотрю.
— Давай, родной. Надеюсь за птицей в своей «клетке» прибираешь?
— Ай, ты засранец.
— Ха-ха-ха.

Пожав друг другу руки, Алико направился домой к Тамазу.
Зайдя в большую конюшню, где горел свет, Алико посмотрел на лошадей и хотел выйти, подумав, что людей там нет, но его остановил чей-то голос. Прислушавшись, он узнал голос маленькой Лалы. Осторожно пройдя вперёд, Алико пытался вслушаться, в слова, которые произносила Лала, но они были не по-грузински. Обойдя стог сена, Алико увидел лежащего на полу коня, а рядом Лалу, которая сидела возле лошади и, гладя ему гриву, что-то напевала:
— Nenni dersem uyur m’ola
Üstüne güller gelir m’ola
Benim yavrum böyür m’ola
Nenni nenni e guzum nenni…

— Лала, — сказал Алико.
Девочка подняла голову и посмотрела на пастуха. Алико, молча, присел рядом и начал гладить морду коня. Посмотрев на Лалу, которая пальцами расчёсывала гриву лошади, Алико спросил её:
— Что ты пела?
— Колыбельную.
— Это не грузинский был.
— Знаю, это по-турецки.
— Откуда ты знаешь эту колыбель?
— Когда была война, семью моей прабабушки увезли турки. Что с ними стало, она не знала, но её выкрала турецкая женщина. Каждую ночь она пела эту колыбель моей прабабушке. Она выросла и смогла как-то вернуться в Грузию. От матери к дочери, от детей к детям, эта колыбель стала постоянной в нашей семье. Вот и я выучила.
— Хм…
— Это как память о той доброй женщине, что не дала бабушке умереть.
— А перевод знаешь?
— О ребёнке, которого мать потеряла. Женщина пела эту колыбель уже пропавшей люльке с её малышом.
— Хм… — вздохнул Алико и перевёл тему. — Как коня зовут?
— Это — Арго. Он стар, но лучше молодых. Алико…
— Да, Лала?
— Давай завтра покатаемся на конях?
— Хорошо. Обязательно. Ладно, я пойду. Домой пора, — сказал Алико, поднявшись с места.

Зажав гриву в кулак, Лала посмотрела на гордый стан Алико и спросила:
— Почему грустный такой?
— Устал.
— Ты не из тех мужчин, кто делая работу устаёт.
— Спасибо, Лала.
— Но ты из тех, кто за любимую умереть готов. У Тамар был? Хо!? — как-то агрессивно закричала девочка.

Удивлённо посмотрев на Лалу, Алико присел возле неё и, погладив её по голове, сказал:
— Не кричи так, ты же…
— Не надо меня гладить, я не маленькая! — обиженно выкрикнула Лала, перебив Алико.
Подскочив с места, девочка убежала. Ничего не поняв, Алико потрепал рукой гриву коню и ушёл домой.

Ранее утро. Лучи солнца, как лучи жизни. Если где-то солнце убивает жарой, то в Грузии оно воскрешает.
Зайдя в комнату к сыну, мать попросила его взять тазик с крапивой и отнести к соседке. Надев спортивные штаны, чуть ниже колен, синею футболку и чёрные шлёпанцы, Алико схватил миску с крапивой и направился к соседке. Остановившись возле небольшого домика и открыв дверку в маленьком заборе, Алико вошёл во двор и крикнул:
— Гамарджоба, дядя Гия. А тётя Нана дома?
— Гагимарджос, дорогой. Заходи, она с дочерью там, — ответил мужчина, стоя в большой бочке и топча ногами виноград, указав пальцем на распахнутую дверь дома.

Зайдя домой и, посмотрев по сторонам, пастух увидел двух женщин сидящими за круглым столом на кухне.
— Добрый день красавицы, мама крапиву вам передать просила.
— День добрый, Алико. Скажи маме пусть зайдёт вечером к нам, — говорила тётя Нана и, подойдя к Алико, забрала миску с крапивой.
Её дочка, красавица Элико, сидела ровно и постоянно улыбалась. Пастух даже не смотрел на неё, а ждал, пока Нана накидает крапиву в раковину.
— Подожди, сейчас персиков дам тебе, — сказала тётя, плоская тазик.

Понимая, что Алико не реагирует на Элико, девушка встала с места, уронив стул. На шум, мать и пастух обернулись. Алико тут же подбежал и поднял стул.
— Ой, случайно упал, извини, — еле слышно, сказала Элико.
— Ничего, бывает — ответил парень, посмотрев ей в глаза.

Нана насыпала сочные персики в тазик и отдала пастуху. Алико кивнул женщинам и, поблагодарив, поспешил домой. Выйдя во двор, пастух крикнул дяде:
— Гия, Вам может помочь с виноградом?
— Нет, дорогой, не слаб ещё, справлюсь.
— Хорошо. Здоровья Вам. Каргат брдзандебодет.
— И тебе здоровья, парень, — крикнул дядя, помахав рукой.

Выйдя во двор, крепко держа тазик в левой руке, правой рукой Алико схватил персик и, откусывая его, направился по склону вниз.
— Гамарджоба, Алико-о-о-о! — кричали, пробегающие мимо дети.
Пастух кивал им головой и продолжал есть персик. Немного притормозив ногами и прожевав фрукт, Алико остановился и, шагая назад, встал к стене дома. Увидев трёх парней, двое которые были Зураб и его друг, а третий Дато, пастух замер и внимательно слушал, о чём они говорили. Ну, кто бы сомневался, мужчины снова в грубой форме выяснили отношения.

Виной мужских стычек была всё та же Теона. Парни грубили друг другу, ещё минута и подрались бы, но Алико не стал ждать боя и, схватив персик, с размахом швырнул его в голову Зураба.
— Вах! Ах, ты… — увидев, что фрукт швырнул Алико, Зураб резко замолчал.
— Ты что тут строишь тигра из себя? — недовольно спросил пастух.
— Перед тобой, что ли отчитываться мне?
— Я разрешаю, отчитывайся.
— Ещё посмотрим, Алико. Я посмотрю, как вы потом заговорите, — прижав руку у виска, обиженно сказал Зураб и ушёл вместе с другом.
— Эй, Дато, ну я просил не сталкиваться с ним.
— Он домой к братьям Теоны приходил. Ты видишь уровень его дерзости? — злобно спросил Дато, выхватив из тазика персик.
— Не зли грузина, а то его ответ не предсказуем. Так всегда мне дядя говорил, а потом кидал тапок в меня. Откуда знать, что Зурабу-псу на ум придёт?

Увлечённо беседуя, друзья направились по домам.
Отнеся матери тазик с фруктами и сказав, чтобы она вечером заглянула к Нане, Алико поспешил к дому дедушки Тамаза. Постучав по открытой двери, Алико вошёл.
— Гамарджоба, Алико, — поздоровался Ика. — Я сегодня дома, так что отдыхай, я сам с отарой справлюсь.
— Уверен?
— Конечно. Ты на конях с Лалой кататься хотел?
— А, да… Лала вчера попросила.
— Возьми моих скакунов. Любого бери.
— Хорошо, родной, спасибо.

Ещё раз парни пожали друг другу руки, и Алико направился к конюшне. У входа его уже дожидалась Лала. Девочка сидела на седле большого и чёрного коня, Арго. Плотно сплетенные русые косы Лалы, которые блестели и переливалась от лучей солнца, красиво смотрелись с её бежевым платьем. Рядом за поводья, девочка держала более молодого, коричневого, коня.
— Как его зовут?
— Тристан, — выкрикнула Лала.
Улыбнувшись, Алико подошёл к лошади и, погладив его вначале по шее, поздоровался с ним и, схватившись за седло, запрыгнул на него. Ребята поскакали к лесу. Приятный ветер, звуки природы и красота земли, радовала глаз. Медленно двигаясь мимо высоких деревьев, Лала спросила:
— Ты в танце в тот день, среди всех девушек выбрал меня. Это специально?
— Ха-ха, вай, Лала-Лала. Нет, ты действительно мне больше всех понравилась.
— Так сильно нравлюсь?
— Очень сильно, — говорил с улыбкой Алико.

Посмотрев в сторону, ребята увидели девушку с букетом зелени в руках. Приглядевшись, Алико узнал Тамар. Резко дёрнув за поводья коня, приостановив лошадь, парень спрыгнул с неё и направился к девушке.
— Алико? Ты тут катаешься? – спросила Тамар, глядя на парня и лошадь.
— Как видишь. Задержись, я поговорить хочу с тобой.
— Я спешу, мне некогда.
Недовольная Лала, подскакала к Алико и, схватив за поводья его коня, сказала:
— Пошли, Алико. Мы же кататься хотели.
— Подожди. Ты отведи коней домой.
— Но…. Но, Алико…
— Иди, Лала! Скачи домой.

Девочка сильно обиделась, даже как-то оскорбилась в душе. Спрыгнув с лошади, она взяла коней за поводья и направилась домой.
— Ещё и ребёнку день испортил, Алико, оставь уже меня в покое. Ну не выйду я за тебя, не выйду! – сказала Тамар и, опустив голову, пошла вперёд.
Алико схватил любимую за плечи и, толкая её, прислонил к дереву.
— Я не отстану от тебя, сколько хочешь, проси меня, не отстану!
— Не люблю я тебя! Ты не понимаешь?
— Полюбишь! Куда денешься?!

Бросив большой букет травы, что в руках девушка держала, она стала бить Алико по плечам. Алико стоял ровно, словно и не ощущал ничего. Смотря, что у несчастной монахини начиналась истерика, Алико сжал тонкие руки красавицы и спросил:

— Ну, зачем ты так? Я виноват?
— Умоляю тебя, Алико, не преследуй меня, не добивайся. Я в храм ушла и там останусь.
— Твоим храмом мой дом станет.
Тамар подняла голову вверх и взглянула на тёмно-карие глаза Алико. Девушка не стала вызывать жалость, а только злобно смотрела.
— Что же ты за верующая такая, если боль человеку причиняешь? Великое чувство любви, ты во мне убиваешь. Кто твой Бог, что такое тебе позволяет?
— Ах, прекрати! Не говори глупостей!
— Сними платок, если не умеешь себя достойно вести.
Не ходи в храм, чтобы обществу что-то доказать.
Умри — если не можешь прилично эту жизнь прожить.
Стены церкви мешают тебе любить меня?
Тамар молчала. Присев и собрав зелень, она крепко схватила букет и ушла.

« Как добиваться ту, что тебя не любит? Как докричаться до той, что тебя не слышит? Как жить с той, кто не желает тебя видеть?»
Подумал Алико и рухнул на землю, смотря на голубое небо.
« Если Ты — Господь, впустил в моё сердце её пташку, то и моего орла в сердце к ней впусти ».

Резкий крик раздался в лесу, словно кто-то завизжал. Поднявшись с места, Алико посмотрел по сторонам. И снова крик из глубины леса: «- Алико! Алико! Помоги!!!» Узнав в несчастном крике, голос Лалы, Алико пулей побежал в лес.
— Лала! Лала, ты где? — кричал Алико, расталкивая кусты и перепрыгивая пеньки.

Визг девочки был всё ближе, словно в истерике стучась, она кричала как сумасшедшая. Алико бежал не смотря под ноги, царапая своё тело. Наконец-то за деревьями, чуть дальше от себя, Алико увидел лошадь, по самую шею в болоте тоня. Резко затормозив, пастух вошёл ногами в болото. Растерянно посмотрев, на огромного коня, который с рёвом уходил на дно, пастух оттряхнул ноги от грязи и отбежал назад. Лала сидела на лошади, за гриву держась. Увидев Алико, она закричала.
— Тише, Лала! Не кричи, не пугай коня.
— Спаси нас, Алико! — навзрыд орала девочка.
— Спасу, только успокойся и не кричи. Гладь Арго, успокойся лошадь, — сказав это, Алико побежал и залез на дерево.

Схватившись за ветви, ногами он упёрся об толстую ветку. Ударяя по ней и сломав её, Алико и ветка рухнули вниз. Вырвав сломанную палку из дерева, парень подбежал к болоту, аккуратно нащупывая землю, чтобы самому туда не сваляться. Смотря как конь стремительно уходил на дно, Алико размахнулся, крепко держа ствол в руках, и раскинул его ветви по болоту. Лошадь пыталась поднять копыта, чтобы отскочить вперёд, но вместо земли в «капкан» попадала и ко дну болоту неслась.
— Арго! Сюда мой хороший, сюда мой родной, — кричал Алико, стараясь развернуть коня к себе.

Но лошадь не понимая, все глубже и быстрее уходила ко дну.
— Алико! Помоги нам, Алико! — снова зарыдала Лала, не отпуская гриву коня.
— Лала, успокойся. Сейчас осторожно, лезь на шею к Арго.
— Мои ноги прижаты, я прилипла, — не переставая плакать, говорила девочка.
— Делай, что я говорю! Представь, что должна лететь, поднимись по его спине и прыгай в мою сторону, но схватись за ветки! Не бойся, я вытащу тебя! Только не бойся, если почувствуешь, что с головой в болото ушла, не бойся! Главное сожми ветки руками.

Лала смотрела на Алико и плакала. Хотелось верить пастуху, но страх перед смертью заставлял девочку хвататься за коня сильнее. Лошадь, всё ещё совершала попытки спасения, но делала этим только хуже себе. Лала, дрожащими руками, хваталась за гриву коня, натягивая его голову на себя и, рыдая, пыталась взбираться по лошади вверх.

— Не плачь, Лала! Не пугай коня! Стоишь на его спине?
— Да-а-а…
— Умница! Теперь медленно подними одну ногу, потом вторую. Когда ножки станут чище от грязи, поднимись по шее лошади и прыгай на ветки. Хватайся за них. Главное не бойся. Я спасу тебя в любом случае.

Девочка кивнула Алико головой. Пытаясь медленно встать, Лала упёрлась коленями в шею, напуганной, лошади. Наконец-то поднявшись и вытянув ногу, Лала пыталась поставить её на голову коня. Но лошадь заржала. Сделав резкий рывок, конь слегка перевернулся на бок, почти с головой рухнув в болото. От испуга, девочка закричала и, вытянувшись всем тело, прыгнула вперёд, схватившись за ветки. Алико тут же стал тянуть палку на себя, сам входя ногами в воду.
— Держись, Лала! Не отпускай ветки! – кричал пастух, быстро вытаскивая дерево из болота.

Ещё пару усилий и девочка была рядом. Схватив Лалу за руку, он выдернул её из липкой воды и потащил по земле наверх, унеся в безопасное место.
— Всё. Всё хорошо, моя Лала, — говорил Алико, прижимая к груди, грязную голову девочки.
Лала обернулась и смотрела на коня. В глазах Арго было отчаяние, лошадь сдавалась. Он издавал тихие вопли и иногда фыркал, пытаясь отряхнуть грязь из ноздрей. Алико схватил ветку и постарался сунуть коню в рот, но тот не кусал.
— Арго! Ну, схватись за ветки, ну укуси траву! Умоляю! – рыдая, просила Лала.
— Ты сиди тут, не смей шевелиться. Хвали своего коня, я сейчас за помощью сбегаю, — сказал Алико и рванул из леса в село.
Спотыкаясь об камни, несясь как сумасшедший, пастух ворвался в первую конюшню, которую он увидел. Удивлённые двое мужчин смотрели, как Алико схватил лежащие на земле канаты и начал их перевязывать.
— Э, Алико? Что случилось, парень? — спросил мужчина, подходя к нему.
— Конь в болото провалился. Сам пол тонны, да и не молод уже.
— Вай! Сейчас машину возьму, подожди, — сказал мужчина и куда-то выбежал.

Алико его не стал дожидаться и, набросив канаты на плечо, побежал в лес. За ним бежали ещё какие-то молодые парни. Пробегая мимо густых деревьев, Алико постоянно выкрикивал имя Лалы. Наконец-то дойдя до болота, Алико увидел девочку, лежащую всем телом на земле. Вся в грязи, вся в слезах, девочка лежала лицом к болоту и, одной рукой, гладила траву. Алико тихонько подошёл к ней и услышал, как Лала пела турецкую колыбель:
— Ormanlardan geçemedim
Ben yavrumu seçemedim
Gonah yirine yetemedim
Nenni nenni e guzum nenni…

(Я все леса пройти не смогла
Детку свою отыскать не смогла,
всех бед уберечь не сумела.
Баю баюшки баю, мой сладенький.)

В лесу было тихо. Тишиной и покоем поражало и болото. Словно ничего и не было. Аккуратно взяв Лалу на руки, Алико направился к дому Тамаза. Соседи, которые видели испачканного пастуха, а на его руках ещё более испачканную девочку, подходили и спрашивали: » что случилось?» Алико шёл, молча, стараясь быстрее донести Лалу до дома. Мама девочки стояла во дворе и общалась с женщинами. Увидев дочь на руках Алико, она бегом подбежала к нему.
— Лала?! Что такое? – взволнованно спросила женщина.
— Не переживайте, тётя Хату. Всё хорошо. Ика дома?
— Дома-дома, — ответила женщина, забежав домой.

Алико отнёс девочку в душевую и положил её в ванну. Выйдя в коридор и оставив Лалу с матерью, он увидел Ику.
— Что случилось? — спросил с волнением, брат.
— Ика, прости меня… Я не смог спасти твоего коня, — опустив голову, говорил Алико.
— Да что случилось?
— В болото упали Арго и Лала. Сестру спас, а лошадь…
— Вай мэ-э-э, Лала жива — это главное. Но где был ты? Она вернулся с лошадьми сюда, а потом ускакала на Арго. Где в это время ты был?
— Я? – виновато спросил пастух. — Я ждал её… Так получилось, Ика, прости.

Смотря на убитый горем вид своего друга, Ика похлопал его по плечу и направился в комнату. Даже смерть коня и невнимательность друга, не разочаровали Ику в Алико. Его благие поступки покрыли его ошибку. Но зато это разочаровало самого Алико. Выйдя во двор, пастух направился к горной реке.

На холме из тесаного камня возвышался храм. Холодные стены словно манили прохожих. Острые углы и ровная поверхность храма напоминают убежище, дом в котором можно побыть одному со своими мыслями и Богом. Помыв свои руки и лицо в реке, Алико направился к церкви. Вокруг лишь зелень да природа, а в центре каменный храм. Подойдя к огромным дверям, старинного здания, пастух раскрыл их и хотел войти, но у входа стоял молодой монах.

Увидев парня, он улыбнулся и сказал:
— Гамарджоба, Алико. Ты редкий гость, но тебе тут всегда рады. Да примет Господь твои молитвы и да…
— Воу-воу, ладно. Гагимарджос, Самадавле. Я не пришёл речь Вашу слушать, при всём уважении к Вам. Тамар тут?
Растерянный монах, плотно сжав губы и немного подумав, улыбнулся и спросил:
— Откуда столько ярости?
— Какая ярость? Просто не хотел, чтобы тратил время на…
— Желать тебе добра, это на твой взгляд трата времени?
— Самадавле, извинюсь, что перебил, но это от не любви к…
— К Богу? — перебил, монах.
— Да нет… Он тут не причём.
— Послушай меня, Алико… Ты Бога не суди за поступки людей, Его не обвиняй в неудачах жизни своей. Библию не кари, что люди её смысла не понимают. Христианство не вини, из-за того, что ни все нашу веру уважают. Показатель веры не люди, а Бог. Как в Него нужно верить, понять не каждый в жизни смог. Он дал жизнь, Он дал нам ум. Как тебе жить, ты можешь сам подумать. Если жизнь не удалась, вини свой ум, а не жизнь свою и Бога.

— Я всегда всё сам думал и делал, это вы — монахи, живёте не понятно чем и непонятно для чего. Тамар тут или нет?
— Если мы и допускаем ошибки, то видит Бог, они от не знания нашего. Но мы молимся и просим свет в наши знания послать. Кто позабыл молитву — позабыл свой долг. Знаешь, как умирает тот, кто верить в Бога перестаёт?
— Спокойной старостью?
— Верно, но пережив муки и страдания родных… Тамар тут нет. Можешь идти.

Пастух смотрел в глаза, явно обиженного монаха. Ничего не ответив, Алико отошёл от храма. Отдалившись на пару метров, парень снова развернулся и увидел, что монах стоял так же и следил за ним.

» Я не молюсь тебе, о Боже, я двери храма обхожу. Я не признаю заветы Божьи, что даровали Вы Христу. Если Ты Создатель света и бескрайнего добра, почему же в этом свете с каждым часом больше зла? Где же Ты в минуты, Боже, когда плачут матеря? Когда дети от болезней умирают не спеша? Где Ты есть, когда в молитвах мы Тебя зовём всегда? Ты нас слышишь? Ты нас видишь? Но мы не слышим Твоё «Да»… Почему я должен верить, если нет вокруг тебя? Сделай так, чтоб я поверил, чтоб и я познал Тебя…»

Алико дошёл до пастбища и лёг на траву. Показывая всем, что в Бога он не верил, в мыслях то и дело, только с Богом и говорил. Даже тот кто Бога критикует, того не желая, о Его существовании нам говорит. Алико всегда был храбрым, он даже Богу смел вызов кидать, но в душе боялся, а вдруг…. А вдруг Он есть, и Он посмеет его наказать. Даже мысли человека, могут Бога рассердить, так же как и в тот день лета, Алико слишком многое позволил в своих мыслях допустить….

Отара овец жевала траву, гуляя по лугу. Сев на камень и вырвав травинку, Алико просунул её между зубов и, любуюсь природой, блуждал где-то в своих мыслях.

» Кто я для Тебя, Господь? Простой пастух? Влюблённый мальчик? Ты отнял у меня отца, когда я был мал, ты отнял у меня сестру, когда я о помощи к Тебе взывал. Сейчас, Ты отнимаешь женщину, от любви к которой я погибал. Тебя она любить будет? Тебе служить? А я? Ты нас своими рабами сотворил, ну ладно, таков есть Ты. Но зачем меня Ты сделал рабом её любви? Чего мне дальше ждать, о Великий? Ведь к боли физической, Ты знаешь, я всегда готов, но то, что я слаб от боли душевной, Ты знаешь и ведь поэтому Ты душу мою рвёшь…. Если я не добьюсь её, да будет моё тело на скалах лежать, да раскроются мои рёбра и вылетит птица любви моя…»

— Что за птица? — с удивлением, спросил дедушка Тамаз.
— Ой, дедушка… Не заметил Вас, — подскочив с места, сказал Алико.
— Садись. С кем говорил? Перед кем клятву давал?
— Сам себе, — говорил Алико, садясь на траву.
— Я думал, с Богом беседуешь.
— Вы же знаете, я не верю в Него.
— Хм… Тот, кто не признаёт Бога, тот не одержит победу.
— Он отнял у меня всё. Сейчас и девушку, что я люблю, Он отнять хочет.
— Кто Он? Ты же сказал: » Его нет «. — Улыбнувшись, дедушка погладил плечо Алико и добавил: — Я знаю, что ты веришь. Не ври себе.

Но помни, Алико: Будь один, иди против всех, кидай вызов злейшим врагам, но никогда не иди против Бога. Это самое глупое, что может допустить человек, верующий или нет. Тот, кто с Богом — тот не проиграет. Кто без Него – тот двери в Ад себе открывает. Сатана способен подарить тебе земной Рай, но взамен ждёт вечный Ад. Бог способен даровать на земле и Рай и Ад, а так же и после смерти решить, на облаках тебе лежать или в пламени вечном для чертей танцевать. Иди в храм, Алико, раскайся. Бог не человек, Бог прощает…

Внимательно посмотрев на деда, Алико вспомнил слёзы матери, которые проливались над могилой мужа и своей дочери. Вспомнил Тамар, которая не любит его, а любит Бога. Вспомнил, что большинству людям в селе, не Бог помогает держать скот и выполнять силовую работу… Обида слишком глубоко засела в душе гордого пастуха. Но больше всего, его злил выбор любимой женщины. Поднявшись с места, Алико сказал:
— Если безответная любовь и есть — сатана, то мной давно уже бес правит, а не Бог. Но люди не гонят меня, а любят. Сделайте вывод, дедушка.

— Молодой страдает, когда свой язык распускает, — сказал дед, сделав задумчивый вид. – Пусть Бог тебя наставит и если Он меня слышит, то пусть с сегодняшнего дня, по Его воле, ты Его силу познаешь.

Сильный ветер поднялся на поле. С испугом Алико посмотрел на тёмное небо. Ведь, даже когда Алико молчал, он слишком громко в мыслях про Бога кричал. Не разгневал ли криками Бога пастух? Не продал ли он дьяволу свой гордый дух?
— Дождь пойдёт, — сказал Алико и, схватив посох, побежал гнать овец.

Дедушка пошёл за парнем, загоняя отару в овчарню. В посёлке женщины быстро собирали бельё, дети бежали домой, а кто-то сидел на крыльце и ждал грозной погоды, которая быстро приближалась.

Загнав скот в овчарню, Алико услышал женский смех. Выйдя во двор, он увидел несколько девушек, которые прижимали тазики к груди и что-то обсуждали. Прислушавшись, Алико услышал:
— Прямо со спущенными штанами бежал, все видели. Свидетели есть, — говорила одна.
— Какой позор, до чего докатались мужчины. Где же такой позор видан? — спрашивала другая.
— Ещё и Дато, э. Дато как мог? Правду говорят: » в тихом омуте, черти водятся «.
Услышав имя лучшего друга, Алико вышел из-за овчарни и, поздоровавшись с девушками, спросил их:
— Это что вы обсуждаете? О каком позоре речь?

Горянки покраснели и, притупив свои взгляды, замолчали.
— Ну?! Я слышал как ты, Нона, сказала, что без штанов бежал Дато. Это как понимать? — нахмурив брови, грозным голосом спросил Алико.
— Не злись, пожалуйста, пастух Алико, но Бог свидетель. Люди видели его.
— Что видели?
— Можно я не буду говорить, дождь скоро. Отпусти нас.
— Свои языки за зубами держите. Женщина если рот закрыть не может, мужчина ей всегда кулаком поможет. Идите.

Быстро-быстро, прижимая тазики, девушки убежали. Алико побежал к дому Дато. Усиливался ветер, небо синело. По всему селу раздался грохот и яркие вспышки молнии. Пробегая мимо дома Теоны, Алико увидел девушку в каком-то растерянном виде. Подойдя к ней и двум её братьям, которые с ней стояли, Алико поздоровался:
— Гамарджобат, братья. Что-то случилось?
— Гагимарджос, Алико. Сами в ужасе стоим.

Посмотрев на Теону, которая стаяла с убитым выражением лица, Алико снова спросил:
— Да что случилось-то?
— Тео, зайди домой, — сказал один из братьев.
Девушка кивнула брату и ушла.
— Дато пойман был на пастбище. Его ребята наши увидели.
— Пойман с чем? Что он сделал?
— Сделал, Алико, сделал… — как-то недовольно сказали ребята.
— Может, мне тоже объясните!
— Парни видели, как он с приспущенными штанами бежал.
— И что тут такого?
— За ним Зураб с ребятами бежал.
— Ах, Зура-а-а-аб… – недовольно сказал Алико. — Откуда знать, что этот вшивый пёс наврал?
— Дато за деревьями встал и оделся, потом на Зураба напал, чтобы драться с ним. Но парни недолго бились, друзья Зураба рассказали, что Дато… Он на самом деле с овцами был.
— Что? И что? Не понял, — пожав плечами, спросил Алико.
Не выдержав, рядом стоящий брат выкрикнул:
— Да с овцой любовью занимался он. Зураб и друзья его видели это.

Округлив свои глаза, Алико от неожиданности выкрикнул:
— Вай мэ, шени дэда***(матом). И вы поверили этому? Как не стыдно?! Ещё и женщинам такое рассказали? Теона тоже так думает? — в бешенстве спросил братьев, Алико.

— Не мы сказали, все через-через узнают.
— Запомните, мои братья: кто много с собакой стоит, тот его блох на себе приютит. Не принимайте эту грязь, что эти псы раскидали, — недовольно сказал Алико и побежал к дому Дато.

Забежав к ним во двор, Алико увидел мать и отца своего друга, которые о чём-то кричали соседским мужчинам и женщинам. Люди явно были злыми. Пастух понимал, что такой слух — позор на голову этой семьи. Забежав домой, Алико звал своего друга. Дато сидел в зале вместе со своим братом Кахой. Впервые Алико увидел своего друга с красными глазами.
— Ты что себе позволяешь? – возмутился Алико, подбежав к другу.
— Как можно такой тварью быть? – обиженно выкрикивал Дато.
— Я сейчас разберусь с Зурабом, ты скажи мне, что случилось у вас? – спросил Алико, присев возле друга.
— А что случилось? Я отошёл по маленькому за дерево…

В этот момент, его брат Каха, заехал Дато по голове рукой, сказав:
— Не мог дотерпеть и дома сходить?!
— Да получилось так! Я откуда знал, что Зураб там был? Не хочу вспоминать это. Что соседи думают? Вай мэ-э-э, позор, позор на наш дом, — с горем в голосе, говорил Дато, качая головой.

Слушая убитого горем друга, Алико и Каха вышли к людям. Народ возмущённо ругался с матерью и отцом Дато. Кто-то Зураба обвинял, а кто-то Дато осуждал. Несколько минут крики не прекращались. Алико и Каха так же заступались за брата, объясняя, что в этой ситуации самый подлый человек Зураб, а Дато оклеветали. Не выдержав шума и споров, Алико зашёл в дом. Встав за дверью, пастуху стало плохо. Посмотрев на белый потолок, Алико задумался.
« Вот так Господь добро Ты награждаешь? На головы невинных позор посылаешь? Чем мой друг такое заслужил? За что его честь Ты так погубил? Ты меня за неверие наказать так решил?»
— Ничего… Я докажу людям, кто тут хороший, а кто враг.… Посмотрим, Бог мой, кто победит… — сказав это себе под нос, пастух забежал в комнату.

Осмотревшись, пастух понял, что дом пуст. Выйдя через дверь на кухне, Алико заметил открытую дверцу в конюшне. Побежав туда, парень осмотрелся и крикнул:
— Дато? Брат мой, если ты тут, выйди.
Но в ответ лишь фырканье коней. Из улицы доносились крики матери. Женщина ходила по дому и звала сына.
— Куда он ушёл? Дато?! Дато!? — искала его мать.

Поняв, что друг резко пропал, Алико решил ещё раз осмотреть конюшню. Увидев приоткрытую дверь, где стоял конь, Алико подошёл и замер. Через проходящее бревно на потолке, был перебросан тонкий канат. На конце каната висел Дато. Тело слегка качалось в стороны. Язык и глаза словно свисали, а лицо было синего цвета. Крепко зажав губы, Алико смотрел на друга и качал головой. В конюшню забежали несколько женщин и соседских мужчин. Так же отец и мать Дато. Что-то шумно выкрикивая, мама Дато, спросила:
— Вот скажи им Алико, скажи этим людям, что… – не успев договорить, женщина замолчала. Увидев своего сына повешенным, мать медленно навела свои пальцы к лицу и резко завизжав, упала на колени. Мужчины тут же оттолкнули Алико и побежали резать канат.

Женщины сели вокруг матери и схватив ее, пытались успокоить. Мать орала как сумасшедшая, ударяя себя ладонями по лицу, что есть силы, разрывая свою кожу ногтями. На крики женщин прибежали ещё соседи. Снова раздались раскаты грома и на крышу конюшни «обрушился» дождь. Тело Дато лежало на земле. Его отец пытался засунуть язык сына обратно. Люди толкали, что-то кричали. Женщины как ненормальные рыдали. Алико смотрел на них, находясь в лёгком шоке. Как мало нужно, чтобы умереть. Как легко людям этот мир покинуть. Пока друг был жив, его грязью поливали, пару минут прошло как его нет, а уже все рыдают. Кто осуждал, бегом с себя грехи снимают. Так зачем живых нам обсуждать? Ведь всё равно всем потом в земле лежать.
— Не стой, парень! Не стой! – кричал кто-то из мужчин, толкая пастуха в спину.
— За что мне!? За что, Бог мой, чем я провинилась?! – кричала на всю конюшню мать Дато, ударяя себя руками по бёдрам.

— Наверное за то, что так часто Богу молилась, — недовольно сказал Алико. Кто-то из стоящих рядом людей с испугом на пастуха посмотрели.
— Ай, глупый сын мой, ай, Дато… За что нас стариков оставил… — с грустью сказал отец парня, закрыв рот Дато и, прижав голову сына к груди, заплакал.
Алико выбежал во двор. Сильный ливень, словно водопадом лил по стенам домов и быстрой рекой разносил грязь по земле. Шагая по быстротечным лужам в шлепанцах и иногда проводя рукой по волосам, словно выжимая из них воду, Алико направился к дому Зураба.

» О Могущий Бог мой, Ты — Творец прекрасного. Судья жизни и Правитель смерти. Если Ты сотворил льва, то Ты сотворил для него и шакала. Если Ты сотворил хорошего человека, то обязательно для него создашь и врага. Это и есть — Ты! Ты велел быть милостивыми нам и терпеливыми, но проверяешь терпение наше самым тяжёлым способом. Как не терпишь Ты тех, кто заветов Твоих не соблюдает, а Ты и есть пример нам, так и я не буду терпеть тех, кто моих родных унижает. Друга ты решил отнять? Тогда готовься и его врага душу у Себя принять «.

Толкнув ладонью деревянную дверь и зайдя домой к Зурабу, Алико, не снимая тапок, вошёл в зал. Парень сидел с братом и сестрой на диване, внимательно смотря на промокшего до нитки Алико. Юноши поднялись с места.
— Уйди из комнаты, Тати! — грубо сказал Алико, сестре Зураба.
Девочка не сопротивляясь, подскочила с дивана и ушла. Зураб и его брат подошли к пастуху.
— Знаешь, Зураб, человек показывает пальцем на другого человека, только для того, чтобы другие не успели показать на него самого. Защитная реакция крыс и шакалов. Дато значит с баранами «спал»? И ты видел это?
— Я не знаю, что тебе передали, Алико, но….
— Чтобы не передали, ты смог низким враньём опозорить его, смог разочаровать Теону. Дато позора не вынес, землю от стыда покинул! Ты не только наврал всем, но и человека убил.

Брат Зураба, Гоча, смотрел на Алико и покраснев, плюнул в пол возле ног своего брата.
— Я к себе в комнату, — недовольно сказал Гоча и ушёл.
— Зураб, в Бога веришь? — спросил Алико.
— Верю, — наполнив глаза слезами, ответил Зураб.
— Тогда поступи как мужчина и ускорь свою встречу с Ним. Ты не мужчина, Зураб, ты — сплетница. Ты – балабол! Ты не Грузин, Зураб, ты – самка! Причём самка шакала! Лучше сделай сейчас то, что твой позор покроет.

Плюнув на ноги Зурабу, Алико вышел из их дома. Зураб, посмотрев на свою сестру, которая стояла за дверью в комнате и вместе с матерью слушала это всё, закрыл глаза и прикусил губу. Алико медленно шёл по лужам, которые становились всё глубже, возвращаясь к себе домой. По дороге он увидел брата Дато. Каха стоял на улице и кусал кулак своей руки. Подойдя к нему, Алико сказал:

— Иногда стараясь скрыть свой позор, люди часто совершают ошибки. Но в вашей семье только одно горе должно быть, это смерть сына. Потому что семью он не позорил.
— Знаю, брат мой, знаю… — слегка, дрожащим голосом говорил Каха.
Не бегают трусы на Кавказе. В горах тем более позору места нет. Кто честь семьи своей смел опозорить, того быстро направляли на тот свет. Спустя дни, в селе был траур. Хоронили сразу двух молодых парней. Все шли в сторону кладбища, провожая рыдающих матерей, чьи дети умерли от своих же рук. Дато повесился и в тот же вечер застрелился Зураб. На Кавказе даже у шакалов, можно было найти львиный поступок. Священников не было, тела умерших не отпевали. Как и почему парни умерли, тоже, никто не обсуждал.
Пастух горе перенести не смог. Каждый день наблюдая горем убитых соседей, каждую ночь слыша страшные крики, которые издавала мать Дато. Алико собрал свои вещи и уехал в столицу. От лета до следующего лета он был в Тифлисе. Потерю друга сам с собой в душе переживал. Пролетели месяца и снова лето, надо снова маме своей помогать. Да и не только маме, а всем, кто в посторонней помощи нуждался. Получив долгожданный отпуск, пастух вернулся в родное село.

Сидя на камне, который возвышался над зелёной травой, Алико смотрел за овцами. Увидев в дали девушку, которая с вёдрами спускалась к реке, Алико встал с камня и подошёл к ней.
— Гамарджоба, Элико, — поздоровался пастух.
— Гагимарджос, Алико. Не заметила тебя. Как ты?
— Хорошо. Давай помогу тебе вёдра донести.

Алико схватил два, наполненных водой, ведра и пошёл к селу. Рядом шла его знакомая, Элико. Рыжая девушка, лет двадцати, с зеленой косынкой на голове из-под которой торчали рыжие локоны, не могла скрыть интерес к спортивному телу мужчины, то и дело постоянно косилась на Алико, рассматривая его сильные руки и широкую спину. Приподняв край своей зелёной юбки, девушка упала на траву. Резко поставив ведра на землю, Алико подбежал к Элико и, приподняв её за плечи, спросил:
— Что такое? Что случилось?
— Наверно ногу подвернула, — ответила девушка, медленно поднимая свои веки и посмотрев в красивые, карие, глаза мужчины.

Алико взглянул на Элли и, немного подумав, отпустил её. Отойдя от Элико, парень схватил вёдра и пошёл дальше.
— Ну что же ты так, Алико?! Не вечно же за монахиней тебе гнаться? — обиженно закричала девушка.
— В одну грудь, два сердце не вшить. У меня сердце одно и оно её, — сказал Алико и ушёл.
Донеся вёдра до дома Элико, парень оставил их возле входа и вернулся на поле. Погладив овечку, которая развалилась на траве, Алико лёг рядом, облокотившись головой ей на живот.
— Загораешь, парень? — засмеявший, спросил Каха.
Открыв глаза, Алико увидел брата Дато. Юноша стоял в лёгкой, распахнутой, бордовой рубашке и чёрных штанах.
— Отдохнуть решил. Иди, последи за овцами, — сказал Алико, лениво взмахнув рукой.
— Эй, парень, а я женюсь скоро, — опять с улыбкой говорил Каха.
Услышав это, Алико приподнялся с места и спросил:
— Да ладно? Я от всего сердца рад. На ком?
— На Теоне.
— Хм… Дато любил её.
— Так мама моя захотела.
— Желание матери — закон.
— На свадьбу жду тебя, не подведи.

Улыбнувшись друг другу, парни сидели и обсуждали предстоящий праздник. К вечеру ребята загнали овец в овчарню. Как всегда, после загона животных, Алико зашёл к Тамазу домой. Тётя Хатуна накрыла ему стол. Пастух поел, пообщался с Икой и не заметил как совсем устав, заснул у них на диване. Сколько прошло времени, Алико не знал, но глаза постепенно он начал открывать от того, что ощутил на себе пристальный взгляд. Рядом сидела, девочка Лала. Распущенные, русые, волосы девочки «рассыпались» по сильной руке Алико. Детское и чистое лицо Лалы с огромной страстью изображало мимику любви и наслаждения. Увидев столь в неожиданном для себя амплуа и так близко сидящую рядом Лалу, Алико от неожиданности приподнялся, схватив девочку за тоненькие плечи. Лала, не меняя мимики, пыталась смотреть мужчине прямо в глаза.

Отдёрнув свои руки от девочки, Алико приподнялся и, сев ровно, спросил:
— Ика где?
— Ты так возмужал, Алико. Почти год тебя тут не было… Я думала, не дождусь тебя, — шёпотом, говорила Лала.
Удивлённо посмотрев на неё, Алико растерялся и прошептал:
— Мне приятно, что ты так рада мне.

Девочка схватила правую руку пастуха и положила его ладонь себе на щеку.
— Я всегда тебя буду ждать, ты только приходи к нам почаще.
— Ну что ты, Лала, — выдернув руку, сказал растерянный Алико и встал с места. — Я пойду. Извини, что заснул у вас. Устал сильно.
— Подожди, не уходи. Я тебе сейчас стол накрою, я столько всего приготовила.
Но Алико не слушал девочку и поспешил к выходу. Лала побежала за ним и встала в проходе, не выпуская пастуха.
— Лала, не смешно. Отойди, мне уйти надо.
— Пожалуйста, Алико, не уходи. Задержись ещё чуть-чуть. Прошу, — шептала девочка, вставая на носочки, чтобы дотянутся головой до лица Алико.
— Не загораживай мне путь, отойди я сказал!
— Но, Алико!
— Уйди, Лала! — в гневе выкрикнул, Алико.

Девочка отошла в сторону и пастух ушёл. Недовольно выйдя из дома, Алико увидел Ику и дедушку Тамаза играющих в нарды. Помахав им, парень ушёл домой. Но у его дома всегда были две дороги. Дорога к матери и дорога к Тамар. Осторожно подойдя к окнам монахини, Алико запрыгнул на подоконник. Высматривая, где же его любимая, его окрикнули сзади.
— Когда перестанешь на окно ко мне прыгать? — недовольно, спросила Тамар, стоя во дворе с тазиком белья в руках.

Спрыгнув и подойдя к любимой, Алико улыбнулся ей и сказал:
— Я покину порог твоего дома, когда твоя птица покинет гнездо моего сердца.
— Оф, хо-о-о, такой мужчина ты, а всё о сердце, да о птицах, — возмутилась Тамар, поставив таз на скамейку.
— Слушай! — грубо выкрикнул Алико. — Играй с чем хочешь, но не играй мной. — Кто тобой играет, парень? Я прошу забыть дорогу к моему дому.
— Что я должен забыть или нет, буду я решать! Не ты!
— Молодец!
— Тамар, не вынуждай меня идти в крайности. Я добьюсь тебя, хочешь ты этого или нет. Если мой род и будет продолжаться, то только от тебя. Но я последний раз тебе говорю… Выбери меня сама или будешь со мной через мою же силу.
— Что делать надумал? Красть меня? — выкрикнула Тамар.
— Могу.

Девушка решила не провоцировать разгневанного мужчину и, ничего не ответив, взяла таз и ушла.
Алико провёл её взглядом и, лопаясь от злости, ударил кулаком по стене её дома. Посмотрев на кровь, которая тут же помчалась по руку вниз, пастух задумался. Сколько горянок желали его, да и когда в Тифлис уезжал, о нём городские девушки мечтали. Но полюбил он ту, что Богу себя отдала. Но даже страх перед грехом, Алико не пугал, он Тамар желал и на своём настаивал. Девушка скрывалась как могла. Всё же не дозволено ей так мужчину изводить. Но упорный Алико сам преследовал и не давал ей покоя. Пастух ушёл домой расстроенным.

Наутро, работая в огороде, Алико увидел свою маму, которая махала руками в стороны.
— Что такое, мама? — спросил сын, подойдя к ней.
— На поле была, где крапива растёт. Нарвала пару растений, руки до мяса чуть не разорвала.
— Э-э-э, мама! Сколько просил, не делай то, что тебе боль причинит. Меня для чего родила? Кто слышал, чтобы у грузинской женщины при взрослом сыне руки болели, а у сына нет? Не подставляйте меня так, мама.
— Не болят, сын мой, не болят.

Алико поцеловал, окровавленные руки матери и вышел во двор. Увидев Каху с отарой, Алико подбежал к нему и вместе с ним направился на луг. Оперившись одной ногой на камень, Алико спросил друга:
— Ну что, жених, к свадьбе готов?
— Мама бегает, решает, я не думаю пока об этом.
— Ты ни о чём не думаешь, зато жену взять решил. Эх ты…
— Ну, я же мужчина, — растянув улыбку, сказал Каха.
— Это не значит, что все заботы на плечах женщины должны быть.
— Свадебные, точно не на мне.

Покачав головой, Алико посмотрел в сторону леса. Увидев девушку с ведром в руках, пастух встал ровно и разглядел в ней Тамар. Ничего не сказав Кахе, пастух побежал к ней.
— Эй, парень! Ты куда?
— Последи за овцами, я скоро, — выкрикнул Алико и убежал.
Заметив несущегося к ней пастуха, девушка развернулась и скрылась за деревом.
— Тамар. Тамари, ты приняла решение? Добровольно ко мне придёшь?- спрашивал Алико, подходя к монахине.
— Ты всю жизнь за мной бегать теперь будешь? – недовольно спросила девушка.
— Я знаю, что ты меня любишь.… Не понимаю, зачем так противишься мне.
— Как я смею тебя любить? Я монахиня, да пойми же ты это! Не выйду за тебя!
— Тогда я украду тебя.
— Значит, тебя убьёт мой отец.
— Не убьёт, он меня слишком уважает.
— А ты его не уважаешь, значит, раз крадёшь его дочь?
— С огнём играешь ты, Тамар.
— Не выйду за тебя и всё! – сказала девушка и пошла вперёд.

Мужчина способен вытерпеть многое, ждать, добиваться, но когда это становится слишком тяжело, характер превращается в силу. Не выдержав, пастух толкнул девушку в плечё. Монахиня споткнулась, разлив ведро себе на ноги.
— Ты что творишь? Бессовестный! – закричала Тамар на Алико.
Но пастух, словно не слышал, подошёл к ней и ещё раз толкнул в плечё, да так сильно, что Тамар с ведром упала. От обиды, девушка схватила железное ведро и швырнула в Алико. Отбив железо рукой, Алико лёг возле Тамра. Схватив одной рукой её ноги, второй он, сжал пальцами её щёки, стараясь сделать ей больно.
— Да ты что делаешь? Да ты что? Совсем с ума сошёл? – кричала девушка, пытаясь ударить мужчину.
Но Алико не слушал её, всё сильнее сжимая пальцы на её лице.
— Ах ты бесстыжий, тьфу на тебя! – плюнула ему в лицо девушка.
— Дура ты, Тамар! – сказал Алико и со всей силы отшвырнул её лицо.

Ударившись головой об землю, монахиня постаралась сесть ровно. Девушка не плакала, а агрессивно смотрела на пастуха. То, что она не имела перед ним слабости, мужчину выводило из себя. Он кричит, она молчит, он бьёт, она терпит. Ни слёз, не сострадания она не знала. Алико это и восхищало, но и в жуткий гнев приводило. Неуправляемая была Тамар. Не поддавалась воспитанию.
— Погубишь ты меня своей любовью, — сказала Тамар.
— Ты меня давно погубила. Передумай, прошу тебя.
Девушка смотрела на мужественное лицо пастуха.
— Я свой выбор сделала, извини…

Встав с места и взяв пустое ведро, монахиня ушла.
Проводив взглядом, капризную девицу, Алико развалился на траве и внимательно стал смотреть на облака.
Вечером пастухи загнали свой скот в овчарню. Зайдя в конюшню, Алико увидел Лалу. Девочка лежала на стоге сене и смотрела на фонарик, висящий на стене, вокруг которого летала мошкара. Подойдя к Лале, Алико присел рядом и спросил:
— Что делаешь?
— Любуюсь… Как эти насекомые влюблены в этот свет, что даже готовы сгореть, лишь бы прикоснутся к нему. Не знак ли это, Алико?

— Какой? — спросил пастух, удобно развалившись на сене.
— Что нам всем не стоит бояться сгореть, ради прикосновения к любимому.
— Не знаю, Лала… Не знаю…
— Говорят, ты пытался прикасаться к монахине, — сказала девочка, сев ровно и расплетая одну косичку.
— Ох уж эти сплетни. Река медленнее течёт, чем люди информацию разносят. Да, Лала, хотел сгореть я, как и мотылёк, но к сожалению… Ожоги дорого стоят и заживают тяжело.
— Оставь ты уже её. Зачем тебе такая? Люби ту, что тебя любит, а не гонись за той, что от тебя бежит, — сказала девочка, распуская другую косу.
— Чем сложнее добиваться девушку, тем больше желание её завоевать.

Лала подвинулась к пастуху и стала гладить его бороду.
— Женщину выбирают ни сердцем, её нужно выбирать умом. А твой ум спит, Алико.
Схватив руку Лалы, Алико грозно посмотрел на неё и сказал:
— Что-то последнее время, не по возрасту, ты себя вести стала.
— Знаешь, Алико, умрёт Тамар, заплачешь ты. Умрёшь ты, заплачу я.
— К чему ты это всё?
— А ты подумай, не сложно же…

Встав с места, Алико, злобно взглянул на девочку и даже не попрощавшись, ушёл. Дома, за накрытым столом, ждала его мать. Пройдя на кухню, Алико взглянул на грустный вид мамы и спросил:
— Что такое?
— Не знаешь, что?
— Нет…
— Говорят, тебя с женщиной в лесу видел и как бы с Тамар.
— Ну и пусть говорят. Мне то что?
— Сын мой! Отрицай это! Ты что думаешь? Она от стыда возьмёт и выйдет за тебя? Сын, оставь эту девчонку. Не стоит она тебя.
— Вот как… Не буду. Моя она.
— Вай!!! У барана упрямства меньше. Алико, ну прошу, ну не ослушайся меня, — сказала женщина, с надеждой смотря на сына.
— Она будет моей женой, и пусть я лучше умру, чем отступлю.

Больше ничего не говоря, пастух развернулся и ушёл спать. Стоя у себя в комнате у открытого окна, Алико смотрел на синие небо. Рассматривая звёзды, пастух о чём-то с грустью думал. Подойдя к нему, мать обняла сына, положив свою голову на его широкую спину.
— Не грусти сынок.
— Разве Бог велел Еве не любить Адама?
— Нет…
— Тогда кто велит Тамар, не любить меня?
— Оф, Алико-Алико… Вкусы разные, чувствам приказать не возможно. Ну, не любит она тебя. Зачем ты терзаешь и её и себя?
— Люблю я её, мама.

Ничего не ответив, женщина встала на носочки и, поцеловав сына в шею, тихонько ушла.

Лёжа на кровати в тёмной комнате, Алико чувствует, как что-то шевелится на нём. Открыв глаза, он медленно поднялся с постели. Тело было тяжёлое, а голова по ощущениям большая. Идя по холодному полу, пастух подошёл к зеркалу и посмотрел на себя. В отражении был Алико, с серым цветом лица. Мужчина испугался и зажмурил глаза. Медленно открыв их, он снова увидел себя, но уже с широко открытым ртом. Испугавшись своего внешнего вида, пастух захотел закрыть свой рот рукой. Пытаясь надавить на подбородок, пастух резко засмеялся и закричал:

— Нет!

Подпрыгнув у себя на кровати, Алико откинул тонкое одеяло и побежал к зеркалу, висящему на стене. Взглянув на себя, изменений он не заметил. Отдышавшись, Алико зашёл на кухню.
— Проснулся сынок? – спросила мать, накрывая стол.
— Мне кажется в меня чёрт сел, — недовольно сказал пастух и подошёл к столу.
— Не говори такие вещи. Что это ещё такое?
Алико взял банку с вишнёвым соком и, подняв её, начал пить.
— Ия-я-я, подожди стакан дам, что ты из баллона пьёшь, — сказала женщина, отойдя за стаканом.
Пастух, не дожидаясь её, поставил бутылку и вышел из дома.

Уже на лугу, сидя вместе с Кахой, пастухи любовались красивыми облаками. Повернувшись к Кахе, Алико спросил:
— Тео согласна быть тебе женой?
— Да. Я ей давно нравился, даже при Дато ещё.
— Надо же…
— Слушай, парень, а не смотрел ли ты на Элико?
— В смысле?
— Красивая, стройная. Ещё и дочь богатого фермера. Их семья же самая обеспеченная в селе у нас.
— А мне то что? Женщина может смотреть на состояние мужчины, ибо ей семью кормить и детей растить. Настоящий мужчина, смотрит на воспитание женщины, а не на её состояние. Мужчину по поведению жены судят, а не по её деньгам.
— Но нет дурного в поведении Элико.
— Я люблю другую. Поменяешь веру в Бога?
— Нет, ты что?
— Так верен Ему?
— Конечно!
— Тот, кто верен Богу, должен брать это в пример. Мы должны быть верны лишь одному и до конца. Это отец, мать и будущая жена.

Мой Бог — мой показатель. Если я с Ним, то до конца, если я выбрал женщину, то буду верен ей всегда.
— Не зря тебя люди любят, Алико, ты на своём стоишь. Молодец.
— Я люблю эту монашку, не отступлюсь. Когда Бог создал Адама, Он разве создал ему мать? Или сестру? Нет, Он создал женщину, любимую. Не показатель ли то того, что мы обязаны выбрать себе одну и единственную. Ту, которую полюбит сердце, душа и ум.

Каха улыбнулся другу и, посмотрев в сторону леса, сказал:
— А вот и она…
Обернувшись, Алико увидел Тамар, которая с ведром шла к реке.
— Я тебя покину, друг мой, — сказал пастух, поднявшись с места.
— Конечно. Беги, я тут если что.

Алико пожал руку другу и побежал к реке. Монахиня, держала ведёрко в воде, пытаясь наполнить его. Алико тихонько подошёл к ней и спросил:
— Тебе помочь?
— Нет. Сама справлюсь — ответила девушка, не смотря на пастуха.
— Не понимаешь, что не отстану? Тебе детей не хочется? Любви?
— Не хочется. Мне нравится одиночество, — не отрывая глаз от воды, говорила монахиня.
Алико подошёл к ней и сел рядом. Схватив ладонями лицо девушки, Алико развернул Тамар к себе и посмотрел в её синие глаза.

» О Создатель прекрасного, зачем Ты женщину нам сотворил? Зачем сварил этот смертельный яд? Как жить нам, наслаждаясь этой отравой? Как любить её и не убить себя? О, Творец, что женщину нам создал, Ты нас наказал, заставив грех этот желать? Ты запрещаешь без брака её трогать, но заставляешь от страсти к её телу погибать».
— Отпусти, Алико, — сказала Тамар, попытавшись убрать его руки от лица.
— Скажи мне: «да», и я отстану!
— Нет, Алико! Нет!

Зажав как можно сильнее лицо девушки, пастух закричал. Закричал так, что даже Каха с баранами подпрыгнул. Грубый голос пастуха, подобно грому был ужасен. От страха, попыталась убежать Тамар, но в ярости, от злости, обиды и боли в сердце пастуха, схватил он девушку за шею и всей силой головой в реку окунул. Поднявшись с места, Алико отошёл к дереву. Тамар подняв себя, держа руки по локоть в воде, пыталась отдышаться. Из носа девушки, тонкой струёй, кровь пошла, капая прямо в реку. Тамар не плакала, мокрой ладонью кровь вытерла с лица и сказала:
— Бей меня, если тебе так будет легче. Унизь, если это от гнева освободит тебя.
— Я не унижаю женщин. Это ты, постоянно унижаешь меня. Я ударил от злости, что не могу заставить образумиться тебя. Ты смерти моей хочешь?
— Отпусти меня, Алико. Не уже ли я так многого прошу?

Пастух нахмурил брови. Подойдя быстрым шагом к Тамар, он взмахнул рукой, чтобы снова её по лицу ударить, но не смог. Характер женщины, через глаза передаёт душа. Они молчанием ответить могут, а безразличием свести с ума. Ничего не сказав, Алико выбежал из леса. Пробежав поле, он забежал в конюшню. Чья конюшня, к кому зашёл, он даже не посмотрел. Упав на стог спиной, пастух смотрел на деревянный потолок. Сжав руками сено, Алико закричал. Не плакал и не ныл, а как бес орал, словно душою проклинал себя и свои чувства. Его любили все, а он её. Она не желала никого, даже его. Сильный мужчина способный на всё, не был в силах разлюбить её. В конюшню забежала девушка. Увидев, что на стоге сена кто-то лежит, она подбежала и крикнула:
— Что с Вами?

Медленно подняв голову, пастух увидел Элико. Узнав его, девушка подбежала к нему и сев рядом, стала спрашивать его:
— Алико?! Что с тобой? Ты почему так дышишь? Ты подрался с кем-то?
Пастух молчал. Поставив руку на шею девушки, Алико медленно гладил её. Девушка, немного испугавшись, в сторону отошла.
— Сейчас, подожди, я тебе стакан воды принесу.
— Нет! Не надо, — сказал Алико, и потянул девушку за шею к себе. — Побудь со мной.
— Подожди, я воды принесу тебе.
— Нет! Не понимаешь, что я запрещаю тебе уходить!? – закричал Алико, сжав шею девушки с такой силой, что она чуть не задохнулась.
Девушка попыталась вырваться, но пастух не отпускал её, пытаясь задушить её. Сложно отодвигать парня, который в разы больше тебя. Сложно остановить мужчину, что со страстью жаждет тебя. Но не из тех был Алико, кто женщину обидит. Словно, резко, в себя придя, он остановился. Медленно от неё отойдя, пастух в лице изменился.
— Прости… Что это нашло на меня…?
— Ничего, не переживай, — сказала Элико, пытаясь откашляться. — У тебя проблемы? Что-то случилось?
— Нет-нет. Ты только скрой эту ситуацию, слово даю, это не повторится, — растерянно говорил Алико.

Девушка кивнула ему и вышла из конюшни, а пастух направился домой.
На смену облакам бегут звёзды, на смену солнцу летит луна. Синее одеяло из тысячи страз, грузинское небо укрывает, красотой и покоем село украшает. Алико лежал у себя в комнате на кровати. Глаз не закрывал, заснуть не мог. Мужчина начал терять себя. Не владеет собой пастух. Когда сердце разбито, а душа обидой убита, нет больше в тебе добра. Есть бездна, гнев и пустота… Так и не сомкнул пастух глаз той ночью. Наутро Алико направился на луг. Посидев с овцами, вспомнив свои поступки, Алико встал с места и пошёл к дому Элико. Вокруг дома стояло много иномарок, видно гости были у них. Увидев машины, а так же много людей, Алико решил зайти позже, но тут раздался женский крик:
— Алико! Эй, парень!

Пастух обернулся и увидел Элико. Рыжая красавица, бежала к нему с удивительно счастливым видом.
— Гамарджоба, Элли. Я хотел поговорить, но смотрю у вас гости…
— Гагимарджос. Да, это родственники из Тифлиса приехали. Ты на пастбище?
— Да.
— Пошли, Алико, пошли, — засмеялась Элико и побежала к полю.

Пастух улыбнулся и побежал за ней. Прибежав к лугу, Элико остановилась и сняла туфли.
-Ты зачем разуваешься? — с любопытством спросил пастух.
— Грех по земле грузинской в обуви ходить. Нашу природу кожей ощущать надо.

Алико улыбнулся и, скинув шлёпанцы, побежал за девушкой. Пастух и Элико бегали по полю как дети, но дети, а точнее маленькая Лала, стояла чуть дальше и наблюдала за парочкой. Недовольно смотря на них, девочка нахмурила брови и побежала домой. Элико присела на траву, спрятавшись за овечкой. Алико выскочил сзади и схватил девушку за ногу.
— Попалась?! Элии, мне надо поговорить с тобой… Я хочу извинится за…
— Всё, парень, поймал ты меня, — не дав договорить, с улыбкой сказала Элико. — Закрой глаза.
Алико с довольным лицом закрыл глаза и уселся на траве ровно.
— Не открывай, пока не скажу.
— Хорошо-хорошо, — растягивал улыбку пастух, в ожидании чего-то приятного.
-Та-а-а-к, ещё минута. Всё, целую тебя.

Поняв, что его сейчас поцелуют, счастливый Алико раскрыл глаза и увидел перед собой милое лицо овечки. Алико открыл рот, чтобы возмутиться, но Элико тихонько толкнула его голову сзади и пастух «поцеловался» с овцой.
— Ха-ха-ха, ой не могу, — засмеялась девушка.
— Ты сейчас так получишь, вай мэ, смотри, как я пошучу сейчас! — закричал Алико и побежал за девушкой. Элико хохоча во весь голос, одной рукой приподнимала юбку, чтобы не споткнуться и бежала к реке. Догоняя её, Алико схватил девушку за талию и поднял вверх. Элико продолжала смеяться. Пастух забежал в реку и окунул туда девушку.
— А-а-а-а!!! Холодно! Алико! Холодно мне, перестань! — визжала она, размахивая ногами и руками.

Пастух смеялся и продолжал «топить» горянку. Элико встала на ноги и обхватила руками шею Алико. Посмотрев ему в глаза, она замолчала. Парень так же затих. Стоя по колено в воде, они пристально смотрели друг другу в глаза. Чуть дальше, с ведерком в руках стояла Тамар. Монахиня внимательно следила за парочкой. Увидев любимую женщину, Алико прижал Элико к себе и из-за её плеча смотрел на Тамар.
— Алико… Знаешь, после того случая в конюшне, я ничуть не испугалась тебя, даже наоборот, — говорила девушка, прижимая лицо к сильному плечу пастуха.

Но Алико даже не слышал её. Кого-то мужчины любят от сердца, а кого-то от мести. Тамар не убирала глаз, всё смотрела. Алико схватил за голову Элико и поцеловал её. Целовался долго, специально, чтобы Тамар всё это видела. Что чувствовала монахиня, только Богу известно, но крепко схватив ведро, девушка убежала.

Женщина балуется, женщина играет, но потом она и страдает, если чувства мужчины к себе не уважает. Заметив, что Тамар убежала, Алико отодвинул Элико и, ничего не говоря, направился к овцам. Девушка пошла за пастухом. Алико сел на траву и смотрел куда-то вдаль. Мокрая Элико села рядом. Немного помолчав, девушка повернулась к лицу пастуха и потянулась к его губам. Алико отвернулся. Девушка повторила, сжав руку пастуха в своей руке, она снова захотела поцеловать его, но Алико отодвинул Элико, толкнув рукой её в грудь.
— Не надо. Иди домой.
— Как? Что случилось?
— Не стоит тебе…
— Алико, я же нравлюсь тебе. Так ведь?
— Мне нравится лишь одна девушка.
— Кто? — с волнением спросила Элико.
— Ты знаешь кто. Не ты это.
Элико сделала глубокий вдох, словно кислорода не хватило ей.
— Как же… Да как это?

Девушка встала с места и немного отошла. Снова подойдя к пастуху, она приподняла конец длинной, намокшей, юбки и, вытянув её вперёд подняв до самих бёдер, ударила мокрой тканью пастуха по лицу.
— Да ты за кого меня принял?
— А ну держи себя в руках, Элико! — недовольно выкрикнул пастух, встав с места и вытирая рукой лицо.
— Я значит, дура, в любовь поверила. Подумала чувства у тебя, а ты? Ты из-за… Из-за этой монашки так со мной? Сердцу своему утешение в страсти со мной искал?
— Элико! Не из-за неё это. Так вышло.
— Ах, вышло так… Ну, ничего, Алико, ничего… Увидишь…
Больше ничего не сказав, Элико подбежала к своим туфлям и, схватив их, ушла домой.
» О, Бог мой. Не признавая Тебя, ты у человека отнимаешь его «Я». Кто я теперь? Пустой и не понимающий? Глупый и страдающий? Ты уже видишь, как постепенно губишь меня? О, Бог мой, Создатель души моей. Я не буду просить Тебя помочь мне. Я сам всего добился и дальше сам же справлюсь».

Элико бежала с горы вниз, вытирая слёзы. Навстречу ей шла Лала. Увидев плачущую девушку, Лала подбежала к ней и спросила:
— Ты чего это?
— Ничего! — крикнула Элико.
— Сердце его ты растопить не в силах? — ехидно поинтересовалась Лала.
— В силах. Но монашка эта… — сказала Элико и снова заплакала.
— Знаешь, родная Элли, из-за проблем не плачут. Проблему не оплакивать надо, а устранять.
— На что ты намекаешь, Лала?
— Будь у меня такие крутые родственники и авторитетные братья, я бы вмиг какую-то монашку убрала, — сказала девочка, скрестив руки на груди и слегка качаясь в стороны переступая с носков на пятки.
Элико с удивлением посмотрела на Лалу, словно не понимая, откуда в детской голове столько жестокости, но ничего не ответив, Элико поспешила домой.

Ближе к вечеру был пир. Во дворе дома у Теоны накрыт большой стол. Сватать шёл её со своей семьёй Каха. Процесс только для близких, но каждый в селе себя считали близкими. И даже кого не звали, всё равно заходили и поздравляли. Людей много было. Пели, ели и танцевали. Ох, эта еда, что грузинки готовят, а вина, что мужчины разливают. Всё словно с садов Райских взято. Вкусно, богато и полезно. Мужчины пели хором, а музыканты во всю набивали по барабанам. Алико так же с матерью пришли. Сидя за столом, пастух даже шашлык не ел. Молча сидел.
— Сынок? Ну что сидишь? Бери, зелень, салаты, мясо возьми.
— Не хочу, мам…
— Да что с тобой? Если ты опять из-за монашки этой…
— Мама, всё. Не будем это сейчас обсуждать.
— Смотри! Смотри на Каху, год от смерти брата прошёл, а он женится. А ты? Сиди. Вот так сиди и мечтай, что женщина с небе к тебе упадёт. Сиди вот так, шашлык тоже не ешь.
— Да я не голодный.
— Конечно, тебя когда хочешь спроси, ты всегда сытый. Сациви дать?
— Я не хочу есть, вай. Ну, мама!
— Давай! От сациви тоже откажись, добей свою мать.

Не выдержав, Алико встал с места и вышел на улицу. На встречу к нему шёл Ика с большим подарочным пакетом в руках.
— О, Гамарджоба, Алико! — выкрикнул Ика.
— Гагимарджос. А Лалочка где?
— Дома. Не знает, что одеть. Если через нас идти будешь, скажи ей, что я её жду тут.
— Хорошо, родной мой.

У Алико как раз появился повод немного пройтись по селу. Направляясь к дому дедушки Тамаза, который во всю уже пел у Кахи на помолвке, Алико расталкивал камушки по земле. Что-то внимательно рассуждая и летая в своих мыслях, Алико почувствовал, как по его ноге ударил маленький камень. Обернувшись, Алико увидел, что кто-то шёл к нему. Было, почти, темно и пастух прищурился, чтобы разглядеть небольшой силуэт который приближался. К Алико подошёл какой-то дед. В тёмно синей ткани, похожий на рваный мешок, был одет горбатый старик. Горб был настолько большим, что голова его почти до колен доходила. Старец правой рукой держался за трость, по форме напоминающую змею. Старика пастух узнать не смог, его голову и лицо закрывал большой, потрёпанный капюшон, но всё же спросил его:
— Гамарджоба, дедушка. Вам чем-нибудь помочь?
— Да, — хриплым и до жути мерзким голосом ответил дед. – Дай мне воды выпить.
— Конечно…. Сейчас, — сказал пастух и посмотрел по сторонам, пытаясь увидеть, у кого дома свет горит.
— Не высматривай соседей. Я только из реки воды выпью.
— Ну, хорошо…. Идёмте, я Вас к реке проведу.

Старец кивнул пастух и последовал за ним. Алико шёл к лесу, смотря на старика, который быстренько пытался идти за парнем. Дед прихрамывал, да и вообще был какой-то обезображенный. Кожа на руках напоминала кожу индюка, вроде не в морщинах, но покрыта несколькими слоями. Походка кривая, голос противный и сам весь сутулый. Но не принято на Кавказе по внешности судить. Не принято в горах, старому в просьбе отказать. Алико дошёл до реки и остановился. Старик зажал посох в правой руке, а левой рукой из левого кармана достал железный стакан. Протянув дрожащей рукой стакан к пастуху, старик сказал:

— Налей мне воды.
— Конечно дедушка, — ответил пастух и, взяв стакан, присел возле речки.

Зачерпнув воду, пастух поднял стакан и увидел, что со дна кружку, словно через сито, выливалась вода. Какого же было удивление Алико, когда на дне стакана он увидел множество дырок.
— Ой, так дедушка, Ваш стакан дырявый.
— Давай сюда, — сказал старик, протянув к Алико левую руку.
Взяв стакан, дед долго пытался выпить и него, но воды там почти не было. Всё вылилось. Убрав кружку ото рта, старик сказал:
— Дааа, щедр Господь ко мне сегодня. Давно такой воды не пил.
— Но дедушка, Вы почти и не выпили ничего.
— Значит, ты и есть тот человек, который всем помогает?
Пастух замолчал. Словно что-то насторожило Алико. Недовольно посмотрев на деда, он спросил:
— Кто направил Вас сюда? Откуда к нам в село попали?
— Да ты не бойся. Я с добром к тебе пришёл. Хочу помочь тебе.
— А кто сказал, что я в помощи нуждаюсь?
— Ты добра много сделал. Не было дня за твои годы, чтобы ты отказал в помощи, и не было дня, чтобы у тебя её просили, ты сам видел и сам помогал.
— И что тут такого?
— Тому, кто много добра совершает, тот от Бога особенный дар получает.
— Знаю. Я уже получил, дедушка. Бог забрал моего отца, потом сестру, друга отнял, сейчас любимую себе забирать стремится. Если вдруг увидитесь с Богом, передайте Ему от меня огромное спасибо, за такие дары.
— Родных Он отнимает, чтобы цену жизни нам дать понять. Близких Он забирает, чтобы мы смогли смысл жизни осознать. Любимую

Бог увидит, когда к совести твой ум приводит.
— Не понял? Какай ещё смысл?
— Перед всеми поставь Бога и посмотри, как всё поменяется у тебя.
— Мама Вас прислала? Она же знает, что я старика послушаю. А мудрого, тем более. Нет, дедушка, я увидел силу Бога. Это – убивать и обижать. Я не хочу перед Таким, свой поклон давать.
— Тогда я так тебе скажу. Видишь, как низко висит моя голова?
— Да, — с улыбкой ответил Алико.
— Это чтобы я не мог прямо стоять, а всегда был в поклоне перед Богом. Видишь, как уродлива моя левая рука? – продолжил спрашивать старик.
— Ну, да…
— А только ею я могу вкушать пищу, она трясётся и крива, но правой запрещено мне. Видел, как вылилась из стакана моего вода?
— Ну…
— Это так пить мне можно. Подумай, пастух, хочешь ли ты идти туда, где живут такие как я?

Алико молчал. Юноша не знал, что ответить.
— Ты понял, что я донести тебе хочу?
— Скажите маме: «от Тамар не отступлюсь, а веру в Бога не верну».
Старик замолчал. На минуту показалось, что от него шло жужжание как от мух. Потом старец добавил:
— Да будет так. Но тот, кто не склонил голову сегодня, будит ходить в поклоне завтра, — сказал старик и попытался поднять голову в сторону неба.
Алико заметил какой-то тёмный отблеск, наверное, глаза дедушки сверкнули, но в темноте леса лица не видно было. Больше ничего не сказав, старик потопал вглубь леса.
Алико смотрел на отдаляющийся силуэт. Когда старик исчез, пастух поспешил к дому Тамаза. Добежав и войдя во двор, Алико заглянул в окно. Свет горел в спальне девочки. Через тонкие занавеси, Алико увидел, как девочка сидит на кровати и расчесывает волосы. Зайдя домой и пройдя к ней в комнату, пастух сел с ней рядом на кровать и спросил:
— А что это ты в таком виде? Почему в домашнем платье?
— Тебе не нравится? – спросила Лала, отложив расчёску в сторону

Пастух посмотрел на фиолетовое платье Лалы, которое больше напоминало прозрачный сарафан, чем одежду для выхода. Отвернувшись в сторону, Алико сказал:

— Твой брат тебя ждёт, пошли к нему.
— А что это ты отвернулся? Так противна? – спросила недовольно девочка.

Алико развернулся к Лале и злобно посмотрел на неё. Строгие брови, злой взгляд и небритое лицо, только больше восхищали девочку, а не пугали. Встав с места, пастух хотел уйти, но Лала подпрыгнула с кровати и, встав у входа, закрыв собой выход, крикнула:
— Хватит, Алико! Почему ты вечно убегаешь от меня?
— Да кто ты такая, чтобы я от тебя бежал?
— Не женишься ты на своей монашке! Забудь уже о ней. Убили её!
— Что? – удивлённо спросил пастух.
— А то! Когда разбиваешь девушке сердце, задумайся о реакции её отца или брата! – кричала девочка, крепко держась руками за стенки прохода.
— О чём ты говоришь? Чьё сердце я разбил? Твоё что ли? Да ты как сестра мне, что ты несёшь?! Где Тамар?
— Моё сердце разбить ты не в силах, потому что ты и есть – сердце. Я умру тогда, когда не станет тебя.
— Где Тамар?! – закричал пастух.
Лала, взрывалась от злости в душе. Покраснев как помидор, он сверлила пастуха взглядом ненависти.
— Даст Бог, сдохла она.
Алико подбежал к девочке и, схватив её за локоть, отшвырнул на пол.
— Я тебе голову за такие слова сломаю! Да что с тобой? Ладно в меня бес вселился, а с тобой то что?
— Бес вошёл в тебя, а страдаю я. Страдают все, но не ты. Ты слепо бежишь к той, кому и не нужен. Кто не дорожит тобой.
— Лала, не провоцируй меня!
— Не я.… А ты! Ты провоцируешь людей на отчаянные шаги.
— Дура! Дура ты, Лала! – закричал пастух и выбежал во двор.

Выбежав из дома Тамаза, пастух помчался к дому Тамар. Навстречу шла Элико вместе с матерью. Увидев их, пастух сбавил скорость и поздоровался, но женщины молчали. Элико посмотрела в глаза пастуха. Посмотрела так, что Алико замер от её грубого взгляда. Наблюдая как женщины уходили, сердце пастуха забилось. Понимая, что тут что-то не то, Алико ещё быстрее помчался к дому Тамар. Забежав к ней во двор, пастух со всей силы постучал в дверь. Тишина. Никто не открыл. Пастух снова выбежал во двор. Посмотрев по сторонам, пастух вращался как юла. Услышав какие-то голоса, Алико побежал в их сторону. Приближаясь к лесу, пастух услышал голоса мужчин. Они быстро отдалялись. Алико шёл на звуки, зачем он это делал, он и сам не понимал, но по состоянию сердца, ему казалась, что оно вот-вот остановится. Наконец-то заходя снова в лес и приближаясь к реке, Алико увидел лежащую там девушку.

Подбежав и схватив её, пастух узнал Тамар. Лицо девушки было опухшим. Удары побоев на лицо. Девушка лежала полуживая. Видно, что ей было больно. Аккуратно положив её на траву, Алико утешал её:

— Моя Тамар, любимая моя, кто так? Кто посмел?!

Девушка издала какие-то вздохи. Ничего не поняв, пастух аккуратно погладил опухшее и окровавленное лицо девушки и встав с места, побежал в лес. Пытаясь, приблизительно, по памяти догнать тех мужчин, что громко говорили, Алико бежал без остановки. Сердце выпрыгивало из груди, понимая, что в лесу слишком тихо, пастух вернулся к монахине. Взяв Тамар на руки, он отнёс её домой. Поскольку её дом был заперт, пастух отнёс её к себе. Войдя в ванную, Алико сел с девушкой на пол и открыв кран с холодной водой, начал быстро умывать её лицо.
— Где же твой Бог, Тамар? Вот так Он тебе любовью своей служит?
— Алико… — прошептала девушка.
— Что моя любимая? Скажи.
— Если бы ты, — отдышалась девушка, — если бы ты Бога изначально не гневил, никто бы не страдал.
— Я виноват? Я виноват во всём? Все кто умерли, моих рук дело?
— Когда все вокруг гибнут, а ты жив.… Задумайся о себе, — сказала Тамар и резко замолчала.

Девушка зажмурила глаза и, собрав воздух в лёгких, закричала. Слёзы полились из глаз Тамари.
— Ты что? Родная моя! Не плачь Тамар! – пастух впервые увидел её такой слабой.
В комнату резко воровались какие-то женщины. Мать Алико, запищала, ударив себя рукой по губам. Сзади стояла и мать Тамар и много других соседских женщин. Увидев пастуха, а на его руках в убитом виде Тамар, мать девушки закричала. Подбежав к дочери, она выхватила её из рук Алико и кричала на весь дом:
— Избил! Избил он моё дитя!
— Что вы говорите?! Не моих рук это! – взволнованно сказал Алико.

Но женщина словно и не слышала. Орала как умалишённая, привлекая внимание прохожих соседей.
— Это не мой сын! Не мой сын это! – расплакалась, мама Алико, пытаясь оправдать сына своего.
Все бы и поверить рады были, но всё село знало одержимую любовь пастуха к монашке. Соседи только качали головой. Кто-то из женщин успел побежать и рассказать мужьям и братьям. О помолвке Кахи мигом все забыли. Все бежали к дому Алико, дабы убедиться, что в его доме находилась полуживая Тамар. Пастух встал с места и вышел во двор.
— Кого ты воспитала, женщина?! – кричала мать Тамар, прижимая к груди свою дочь. – Людям пыль в глаза пускает, а сам вот, что с девочкой невинной сотворил. Над дочерью моей он надругался, опозорить нас решил!
— Что ты такое говоришь?! Неправда это, люди! Ложь! Мой Алико никогда бы не посмел пойти на такое!

Пастух стоял на улице, выслушивая эти крики. Мимо бежал соседский врач, с чемоданчиком в руках. Мать монахини пыталась обвинить пастуха в побоях дочери. Соседи стояли молча. Никто не знал, заступиться или наказать. По дороге бежали Каха и Ика. Подойдя к Алико, Каха схватил парня за плечи и начал трясти его.
— Парень! Что случилось?! Что ты молчишь?!
— Я не трогал её! Я не посмел бы!
— Вай мэ, — с облегчением вздохнул Ика.
— Как она у тебя оказалась? – спросил Каха, пытаясь посмотреть в глаза пастуха.
— Я в лесу её нашёл…
— Тебе не поверят Алико, придумай что-то умнее, — недовольно сказал Ика.
— Я не вру.… Нашёл её я… — невнятно выговорив это, пастух упал на колени.

Парни тут же схватили его и попытались поставить на ноги. Из дома Алико вышла мать Тамар и продолжила кричать на весь двор, какой бесстыжий оказался Алико. Удивительно, но при такой любви к пастуху, никто из соседей не защищал его. Человек не всегда понимает, что такое добро. Когда для него добра много совершаешь, он за должное принимает его. В селе понимали, что трогать монахиню, никому смысла нет. Да и тронуть её все боялись, зная, что за неё бороться всегда Алико придёт.
— Прекрати обвинять моего сына! Не он это!
— Тогда что моя дочь в вашем доме делает?
— Откуда мне знать? Следила бы за своей дочкой лучше!
— Ох! Вы слышите люди? То есть ещё и моя дочь виновата в этом!?

К Алико так же подбежала Лала и дедушка Тамаз с другими соседями.
— Что собрались тут в такой вечер? Что раскудахтались на всё село? – возмущённо крикнул Тамаз.

— Кого ты защищаешь? Э-э-э?! – в слезах, продолжала кричать, Тамары мать.
— Скажи ей, дедушка Тамаз! Разве мой сын посмеет? Ну что вы все молчите? Разве такой мой Алико?! – разводя руки в стороны, плакала мать пастуха.
— Алико не причём тут! – закричала Лала. – Это монашка ваша, всё святую строит, а сама по лесам бродит ночью!
Люди ахнули во дворе. Мать Тамар быстро подбежала к девочке и закричала:
— Да как тебе не стыдно?!
— Успокойтесь, тётя Медо, — тихонько сказал Ика, отодвинув женщину.
— Убери от меня руки! – возмутилась мать.

Ко двору подбежал Гурам. Старший брат Тамар, который у друзей отдыхал, пулей домой к пастуху примчался. Увидев, что Ика толкал в сторону его мать, Гурам заехал парню по лицу. На улице завязалась драка. Друзья Гурама так же напали на ребят. Пока его товарищи с Икой и Кахой разбирались, Гурам напал на Алико. Парни бились словно на смерть, не жалея себя. Женщины кричали, мужей в спины толкали. Мужчины подбежали к парням и немедленно их стали разнимать. Лала заплакала увидев на лице Алико кровь.
— Да что вы делаете? Что за стыд?! – кричал Тамаз. — Расходитесь все по домам!
Долго ещё не могли успокоиться на улице люди. Гурам забежал в дом и вынес на руках свою сестру, направился к себе. Люди постепенно стали расходиться. Всю ночь Алико провёл в обнимку с матерью. Женщина без остановки плакала, уткнувшись в грудь к сыну.
— Сколько раз просила? Сколько умоляла, оставь ты эту несчастную… Вай, что будет с нами. Её брат нам жизни не даст. Соседи нас уважать перестанут.
— Не виноват я мама, Бог свидетель, нет моей вины! – закричал Алико и резко замолчал.

Тут в голове пастуха, словно загорелся свет. Бог свидетель? Ты вспомнил о Боге, когда от тебя отвернулись люди? Не поздно ли ты спохватился, пастух? А будет ли теперь этот Свидетель, давать показания в твою защиту? Или Бог отвернётся от тебя? Не зови Бога, когда все отвернулись, не моли Его тогда, когда тебя все осудили. Ты оставил его сегодня, Он оставит тебя завтра. Когда уверен в своих силах, знай, что с Богом ты сильней. Но если рвёшься к победе без Него, не удивляйся боли при твоём падении.
Алико встал с места и, отойдя от матери, направился к выходу.
— Сын? Ты куда, Алико?
Пастух молча вышел из дома и куда-то ушёл.
— Алико! Ты куда такой ночью?! Сынок!

Но ничего не ответив, пастух направился к соседу. Открыв его калитку и подойдя к ящикам с баллонами бензина, пастух схватил два баллона и направился к церкви. Подойдя к храму, Алико открыл один контейнер и облил стену церкви бензином. Обойдя здание, он открыл второй контейнер и облил другую часть храма. Поднявшись по ступенькам и войдя в церковь, Алико схватил горящую свечку.
— Эй! Алико! – крикнул ему монах Самадавле.
Но, ничего не ответив, пастух вышел вместе со свечкой во двор. Монах направился за ним.

— Парень, ты что такой поздней ночью тут делаешь?
— Помолиться Богу пришёл. Хочу самую яркую свечу для Него зажечь.
Почувствовав запах бензина, Самадавле насторожился.
— Алико! Посмотри на меня. Я просил тебя, не вини Бога в своих проблемах. Давай я поговорю с тобой. С Тамар не поладили?
— Её кто-то избил…
— Как? Как же так… — с грустью спросил монах.
— А вот так. Вот я и хочу узнать у Бога, как же это так? Она Его любит, Ему служит, только Ему молится, а Он взял и позволил каким-то подонкам избить её и надругаться над ней. Как это так! А!? Ответь мне, о знающий!
— Не кричи, Алико. Дай мне подумать.
— Да что тут думать? Давай вместе поставим за Бога нашего свечу, брат мой.
— Не глупи, парень!

Алико посмотрел на монаха. Глаза пастуха были пусты. Души в них уже не было. Взмахнув рукой, Алико швырнул горящую свечу на стену храма. За секунду пламя побежало по стенам церкви. Монах закричал и, подбежав к храму, стал тушить огонь.
— Алико-о-о-о-о! Да простит тебя Господь! Да простит Он тебя, дурного!

Пастух не слушал, что ему кричал монах. Он понимал, что жизни ему нет ни тут, ни там. Монах забежал в церковь и стал бить в колокола пытаясь разбудить село. Люди вышли из домов своих. Тут же все узнали о горящей церкви. Кто бежал с вёдрами, кто шланги тянул. Все неслись к храму, старясь потушить его. Хоть и камень не горел, но стены церкви чернели. Пастух даже не оборачивался. Молча шёл на гору. В селе светлело, люди кричали. Монах рассказал, что церковь поджог Алико. Услышав это, все пришли в ужас. Девочка Лала, стояла со всеми и, узнав эту новость, посмотрела на стоящую неподалеку Элико. Подбежав к ней, Лала толкнула Элико в спину.
— Всё из-за тебя! – закричала девочка.

Люди с тазиками и вёдрами в руках, обернулись и смотрели на девочек.
— Ты что с ума сошла? В чём я виновата?
— Если бы не твои братки, эта монашка не была бы избита и Алико не довели бы до такого состояния!
И снова все люди охнули.
— Да что ты несёшь? Сумасшедшая! Сама сколько раз лезла к нему? Развратница малолетняя!
— Вай! Элико, да что ты говоришь такое?! — Возмутилась, мать Лалы.
— А чего она меня обвинить хочет в страданиях монашки?
— Все с ума сошли в селе этом? Да что с вами, люди?! – сказала Теона, сжимая в руке ведро.
— А где сам Алико? – спросил Каха.

Все на минуту затихли. Посмотрев в сторону, люди увидели пастуха, поднимающегося вверх по горе. Каха бросил ведро и побежал за Алико. За ним побежала и Лала, а так же Элико. Алико взобрался наверх. Стоя у обрыва, где внизу была видна тонкая река, а наверху кружил гордый сокол, пастух посмотрел на светлое небо.

« О Бог мой, Создатель всего живого. Ты душу подарил мне, а я её не оценил. Я погубил свою душу, своим упорством. Спор – это страшный грех. Непослушание – глупый грех. Неверие – это смерть. Но смерть не тела, а души. Теперь я опустел, Господь мой. Лучше бы Ты наказал меня, чем пренебрег. Лучше бы я страдал, но знал, что Ты есть передо мной. А у меня было всё, кроме неё.… И из-за любви к ней, я потерял любовь к Тебе. Я потерял веру в Тебя, когда мог довериться Тебе и заполучить её расположение. Лишь сейчас я понимаю, что если хочешь внимание девушки, делай то, что она любит…. А она любит Тебя… Я должен был сам Тебе молиться, чтобы её внимания к себе добиться… Я прав, Боже? Опять молчишь? Когда я думал, что Ты меня оставил, Ты был рядом. Сейчас, когда Тебя ищу я рядом, Ты меня оставил. А нет смысла жить телу без души. Я выпускаю эту птицу, что в груди моей билась».

— Алико! Бичо, стой! – кричал, подбегающий к нему, Каха.
— Алико, подожди нас! — выкрикивала быстро бежавшая Лала.
— Дзмао, все знают, что ты не виновен. Вернись к нам! Алико! Мы знаем, что не виновен ты!
Пастух дождался, пока его друзья будут ближе, чтобы разглядеть их в последний раз. Расправив руки в стороны, Алико прошептал себе под нос:
— Всё равно как любил, так любить и буду. Хоть тут, хоть там. Прости меня Господь, прости за всё…

Глубоко вздохнув, пастух взглянул на кричавших ему друзей и шагнул назад. Пастух летел прямо, расправив руки словно крылья. Смотря на прекрасное небо, которое всё быстрее отдалялось. Пастух улыбнулся бегущим облакам. Последний раз он улыбнулся. Сильный удар в спине парализовал его. Грудная клетка, разорвав рёбрами кожу, раскрылась. По камням, на которых лежал пастух, растекалась кровь, медленно стекая в реку.

Увидев, что Алико шагнул в обрыв, Лала заорала. Упав на землю, девочка схватилась за траву и стала кричать как сумасшедшая. Пытаясь её успокоить, Ика взял девочку на руки, и постарался убежать прочь. Каха крепко обнял Теону и смотря с обрыва вниз, тихонько заплакал.

Собравшиеся на горе люди, ничего не понимая, смотрели на Ику с сестрой на руках. Лала вырвалась из рук брата и побежала вперёд. Ика побежал за ней.
— Стой! Сестра! Лала, пожалуйста, остановись!
— Мой Алико! Мой! Любимый мой! Да пропади твоя монашка! Ненавижу её! – кричала в истерике девочка и бежала к полю с крапивой.
— Ика! Что происходит? – выкрикнула мать Алико, несясь навстречу парню.
— Идите домой! Сейчас не время говорить.
— Где мой сын? Это он поджог храм?
— Я не знаю! Пожалуйста, вернитесь домой!
Лала бежала, спотыкаясь об камни. Упав на землю и разбив колено, девочка снова закричала:
— Алико! Мой Алико! За что!? За что-о-о!
— Лала! Дочка моя! Вернись домой! – закричала подбежавшая к ней мать.

Но девочка встала с места и подбежала к полю с крапивой. Посмотрев на высокие стебли растения, Лала закричала и, выпрямив руки вперёд, побежала вглубь поля. Растения «били» девочку по телу. От ужасной боли Лала орала, что есть силы. Но от боли не физической, а боли душевной. Крапива разрывала тело девочки, заставляя её тело щипать. Мать побежала за дочерью, пытаясь вернуть её. Люди не понимали, что в это утро в селе произошло, но точно знали, что горя в этот день было, как никогда, много. Так и закончилась история Алико. История пастуха, что всем помогал, но себе не смог. Одно лишь радует, в селе ещё долго помнили его.

При разговоре, я спросила Каху:
— А что стало с Тамар?
— Все знали о том случае, она не могла жить в своем прежнем доме. Из храма ей пришлось уйти, её семья перебралась в Тифлис. Я помогал им вещи перевозить.

Да, кстати, я тогда спросил Тамар: «что ты чувствовала к пастуху?» Представляешь, Стелла… Она всё это время его в душе любила. Когда о смерти его узнала, она хотела за ним в след уйти, но Бога побоялась. Она действительно верующая девушка.
— А что с Лалой стало? Как она?
— Она ушла в храм.… Замуж не вышла, как любила Алико, так с ним в сердце и осталась.
— Она монахиня?
— Да.
— А что было с телом пастуха? Его рёбра действительно раскрылись?
— Да, это действительно так. Всё было сломано. Его мужчины аккуратно поднимали, чтобы не распалось его тело на части. Всё село его провожать пришло. Его тоже не отпевали. Тамар на похоронах я не видел, может и была. Лала точно, потому что её крик, наверное, вся Грузия слышала.
— Почему я должна о нём написать? Что это даст людям?
— Ты не должна. Это просто моя просьба. О нём забыли, его нет. Но я хочу, чтобы о нём узнали. Может в этом рассказе и не будет морали, но я хочу, чтобы и другие осознали, что спорить с Богом – нам не стоит. У грешников, Он отнимает тех, кто с ними рядом, у неверующих Он душу забирает. Я не прошу призвать народ во что-то верить, но я прошу, не допускать тех ошибок, которые допустил Алико.

Автор Stella Amilb